Эти слова сказались так легко и просто, что он поразился сам себе.
– Да, я понял.
Вой и грохот помех становился невыносимым. Ее голос был почти неразличим.
Уносящий Канаме вертолет уходил за пределы дальности действия передатчика – его уже
было не догнать.
В этот раз. Только в этот раз.
– Не бойся, я обязательно найду тебя.
Больше ничего понять было невозможно: бушующие волны помех сошедшего с
ума грозового эфира поглотили ее голос без остатка. Радиочастота не донесла больше ни
единого слова.
Выключив передатчик, Канаме стащила с головы радиогарнитуру и убрала палец
со спускового крючка.
– Все.
Пистолет вернулся к наемнику, своему хозяину.
– Я бы сказал, это удивительно. – Калинин, единственный понимавший по-японски
из слушавших разговор, хмуро сдвинул брови. – Мне казалось, что ты действительно
отчаялась. Была готова нажать на спуск.
– Так и было, – лицо Канаме осунулось и почернело.
Калинин наверняка понял, какая жестокая война творилась в ее душе, и чего стоили
Канаме эти слова. Она не притворялась и не играла, она стояла на последней грани. И
именно эти слова вернули Соске надежду. А, может быть, спустили его с поводка.
В голосе Канаме звучали угрызения совести и стыд.
– Я не собиралась подчиняться. И решила все закончить, только… только сказать
ему последнее «прости». Но…
Чувствуя, как каждое ее слово вонзается в сердце Соске отравленным шипом, она
поняла. «Ничего не поделаешь» – эти слова не для нее. Да, теперь он снова окажется в
смертельной опасности, безоглядно преследуя ее похитителей. Да, будут греметь
выстрелы, и гибнуть люди. И она прекрасно осознавала свою ответственность, свой
эгоизм, всю тяжесть своей вины, не собираясь перекладывать ее на чужие плечи.
Но она все равно не могла без него.
137
Быть с ним – ей больше ничего не было нужно.
Это тепло в сердце, эти чувства – они не лгали. Во всем беспощадном мире –
только они.
– …Да, я передумала.
Потом она подняла голову и посмотрела Калинину в глаза.
– Вы тоже изменили своим привычкам.
– Да, – Калинин слегка вздохнул. – Теперь он больше не станет колебаться. Когда я
снова окажусь в прицеле, он немедленно нажмет на спуск. Сила, которую ты даешь ему,
поистине невероятна. Именно потому я старался не допустить этого разговора. Но мне
пришлось сдаться – ты вынудила меня, шагнув одной ногой за грань.
– Вы признаете поражение честно – как спортсмен.
– Но я должен узнать о диске, который ты ему оставила.
В ответ Канаме лишь фыркнула со слабой тенью прежнего ехидства.
– Даже если бы я вам сказала – а я не собираюсь – вам это не пригодится. Кроме
меня и Тессы все равно никто не поймет, о чем идет речь.
–
коснулись палубы «Туатха де Данаан». Выведя бронеробот из брюха вертолета и глядя на
«Лаэватейн» Соске, бронеробот Курца патетически обнял себя манипуляторами за плечи и
вдохновенно продекламировал: –
– Мы не виделись полгода, это произошло так неожиданно… – сконфуженно
бормотал Соске. В тот момент он и думать забыл, что разговор с Канаме идет по
открытому каналу. Все время, пока палубный транспортный «Пейв Мар», будя
воспоминания о прежних заданиях, нес их обратно на «Туатха де Данаан», Соске
пришлось стоически выдерживать подколки Мао и Курца.
Тем же вертолетом на борт ТДД прибыла весьма разношерстная компания. Лемон –
представитель французского разведывательного бюро DGSE, бывалые американские
вояки Кортни и Сеалс и, конечно, «Тень». Теперь они выбрались на палубу ангара и с
интересом осматривались.
По лицу Лемона было понятно, что он тоже слышал разговор по радио. Даже не
понимая японского языка, он в общих чертах смог уяснить, о чем шла речь. Пытливо
заглянув в глаза Соске, словно желая что-то сказать, он в итоге пробормотал лишь:
– Спасибо за приглашение.
– Не за что, – ответил Соске. И добавил, опустив лицо. – Прости.
Тот помолчал и кивнул:
– И я скажу то же самое. Ладно, лучше представь нас своему начальству. Раз уж я
зашел так далеко, следует поскорее выяснить, кто на самом деле для меня остатки
Митрила – друзья или враги.