День коронации (сборник)

За несколько шагов до цели он увидел – икона. Размером в ладонь, стоящая в кривой развилке ствола. Богоматерь в алом на золотом царском троне, в короне, со скипетром и державой в руках, на коленях Младенец. «Державная». Алексей взял образ. Не типографский – писан красками по дереву. Икона не была укреплена, держалась непонятно как. Кто ее оставил, когда? С осени или с лета? Как не сбили ее ветра и метели? Изображение было ярким, будто только сейчас вышло из-под руки художника и покрыто лаком. Как не попортили его дожди и снега?

Алексею почудилось, будто он видит то, что не должен бы видеть. Солнце ли играет тонкими тенями ветвей и смещает контуры? Богоматерь словно протягивала ему скипетр и державу, и Младенец двигал ручкой, подталкивая шар вперед. Алексей поморгал, закрыл глаза и медленно прочел «Отче наш».

Он скорее почувствовал, чем услышал. Обернулся. По дорожке гурьбой шли трое лицеистов.

И скорее нутром ощутил, чем понял, что произошло. Спрятав икону под курткой, он пошел обратно по своим следам.

Они остановились напротив, когда он проделал только половину пути через сугроб. Егор в лыжном костюме и с улыбкой до ушей. Серж в пальто нараспашку, со смущением во взоре. Пашка с молитвенным вдохновением на лице.

Все трое, словно по команде, переломились в поясе и, как мушкетеры французского короля, помахали по земле незримыми перьями на шляпах. Распрямившись, хором возгласили:

– Прими скипетр и державу царства Российского, государь-батюшка!

Сердце пропустило удар, а потом застучало часто-часто, как колеса старинного поезда. Зажав эмоции в кулак, Алексей хотел было ответить, как полагается, древней церковной формулой: «Приемлю, благодарю и нимало вопреки глаголю». Но вместо этого покачал головой:

– Какие же вы неуклюжие, господа царедворцы.

Смеясь, он вылез из сугроба. Трое приятелей тоже прыснули со смеху, и скоро уж громкий хохот взлетел над садом.

Рука, протянутая ладонью вверх, заглушила веселье. Поверх нее легли три других.

– Ну, Алекс! Теперь держись. А мы поддержим, если что.

Четверо друзей, встав в круг, переплели объятия.

9

В раскрытое настежь окно вливался вечерний мартовский морозец вместе с голосами публики, гуляющей на Ивановской площади и в Тайницком саду до самого закрытия Кремля. Колокольня Ивана Великого, соборы, стены с башнями были залиты светом огней и праздничной иллюминации.

Завтра второе марта, роковая дата российской истории. В тот же день года, когда с головы последнего царя династии Романовых была снята корона, ею будет венчан новый государь.

Куранты на Спасской башне отбили очередную четверть часа. И сразу мерно забил малый колокол Чудово-Вознесенского монастыря, созывая иноков к повечернице. Обитель отстроили заново тридцать лет назад. Потом восстановили рядом и Малый Николаевский дворец, где теперь обставлены царские покои. До времени, пока не будет готова постоянная резиденция.

Чудов монастырь! То самое место, куда был вызван Пушкин для встречи с Николаем I. Где поэту вместо надменного деспота, кнутодержавного властелина явился человек рыцарски-прекрасный, величественно-спокойный, благородный обликом. Где Пушкин услышал слова, отрезвившие его от либерально-мятежного хмеля: «Республиканские химеры всех гимназистов и недоваренных мыслителей из университетских аудиторий! С виду они величавы и красивы, а в существе своем жалки. Сила страны в сосредоточенной власти, ибо где правят все – там не правит никто. Где всякий законодатель – там нет ни твердого закона, ни единства политических целей, ни внутреннего лада». И слова, сделавшие поэта преданным слугой трона: «Критика легка, а искусство трудно. Для глубокой реформы, которую требует Россия, мало одной воли монарха. Ему нужно содействие людей и времени. Нужно соединение всех усилий и рвений в одной великой идее, в поднятии народного самоуправления и чувства чести в обществе».

Вспомнив тот разговор царя и поэта, Алексей как будто только теперь осознал, какая тяжесть на него негаданно свалилась. Он закрыл окно и отошел к письменному столу. В который раз перебрал листки с чином завтрашней коронации, расписанным по минутам. Все это он выучил наизусть. Но пробирала внутренняя дрожь от неясных сомнений – точно ли он тот, кто может потянуть сей гигантский воз, нет ли здесь ошибки? Конечно, первые десять лет он будет править номинально, ибо юн и безопытен. Автократор, сделавшись на это время соправителем-регентом, станет постепенно передавать ему бремена власти. Однако ж полностью принять на свои плечи сложнейше скроенную махину царства придется двадцати семи лет от роду!