День коронации (сборник)

Николай Александрович Романов был первым и единственным претендентом на престол Российской империи, погибшей на Земле, но возрожденной в космосе. Возрожденной беглецами, бродягами, авантюристами, коммунистами и монархистами, колонистами и капиталистами… Оказалось, что жизнь уничтожить не так-то просто, а еще труднее уничтожить мечту об истинном царе, который где-то там высоко и далеко все знает и все понимает, и принимает единственно верное решение, внушенное самим Господом Богом. Пока Карен колдовала над очередным роликом, высвечивая лица, записывая сопроводительный текст, то ворча, то мурлыча что-то под нос о музыкальной «подложке» и прочих репортерских примочках, наследник лежал на кровати, глядя в потолок, который в любой момент мог стать полом, и прокручивал в голове не вошедшие в ролик сцены: вот он щедрым жестом открывает дверцу своего авто. Три места! Три билета в колониальный рай. Нужно выбирать, кто полетит, а кто останется. Перевозка людей в космосе – это дорогое удовольствие, но будущий самодержец может себе это позволить. «Только за твой счет, Ник, ок?» – сказала ему Карен, и Ник согласился.

Он был цесаревичем много лет и многое научился делать на автомате. Например, улыбаться: на камеру, народу, который смотрит на него издалека, людям, которые окружили его тесной толпой. Начальник охраны бурно протестовал, но Карен – гений пиара – сказала, что настоящий самодержец должен быть готов жизнь отдать за свой народ, так что бравые ребята из охраны стояли поодаль, всегда готовые прийти на помощь, но не более.

Пятнадцать лет назад Ник не верил в успех затеваемого предприятия, но все складывалось как нельзя лучше.

Они – «дом Романовых» – были прекрасной командой, как на подбор: юристы, журналисты, пиарщики, бухгалтеры, наследник древнего рода, который случайно оказался в поле зрения богатого мецената. Все срослось…

– Понимаете, Ник, – сказал ему тогда Антон Степанович, обращаясь старомодно, на «вы», но называя только по имени, – наше общество прошло через столько кризисов, что нуждается в стабильности, в гарантии. Нуждается в таком правителе, который мог бы, как древние цари, всю свою жизнь посвятить не карьере, не обогащению, а своему народу, разбросанному по всей Вселенной. Нам нужен такой правитель, как святой царь Николай, или, если угодно, как президент Путин. Этим правителем можете стать вы.

Ник закрыл глаза и постарался уснуть. Не тут-то было: его вестибулярный аппарат отказывался давать санкции на успокоение. Перед глазами стояла картина: четверо землян бегут к его авто, отталкивая друг друга, боясь упустить свой шанс. Главная остается… Она улыбается узкими бескровными губами, за которыми, наверное, совсем не осталось зубов, ее плечи сутулятся от непомерной тяжести умирающей Земли и вечной ночи, звездный ветер шевелит седые волосы. «Мама», – понимает царевич и просыпается в холодном поту.

Его разбудил сигнал почты, а это значит, что корабль вошел в зону непосредственной близости к коммуникативным центрам. Ник бегло просмотрел входящие, тут же удаляя малоинформативный бред вроде признаний в любви и угроз от царебожников. Письма с угрозами он автоматически переправлял начальнику охраны, хотя и не видел в этом большой необходимости. Сосредоточиться на главном: сообщение из предвыборного штаба. Впрочем, предвыборным он назывался по традиции. Царей не выбирают. Им вручают власть. Возвращают отнятое. У Ника не было конкурентов и, по большому счету, не было выбора. Если и можно было чего-то опасаться на предстоящем пути к трону, так только государственного переворота.

– Щуришься? – недовольно протянула Карен, прикрепляя к лацкану черную точку микрофона, – у тебя за последние полгода ощутимо село зрение, скоро ты не сможешь считывать подсказку с мониторов.

– Совсем чуть-чуть, – поморщился Ник и тут же увидел себя со стороны на одном из экранов студии: светло-русые волосы до плеч, курносый нос, смущенная улыбка на широком русском лице, – когда я стану монархом, мне не придется озвучивать чужие тексты.

– Не уверена, – бросила Карен и тут же умчалась ругаться с осветителями, которые опять что-то сделали не по плану.

– Внимание, – зашелестел в ухе царевича электронный суфлер, – начало эфира через десять, девять, восемь…

Ник откинулся на спинку кожаного кресла и на несколько секунд закрыл глаза. По ту сторону невидимого экрана на него сейчас глядел его «добрый народ», среди которых были и чистокровные земляне, и метисы, и мужчины, и женщины, и монархисты, и капиталисты, те, кто его обожал, и те, кто его ненавидел. Он вдруг вспомнил, как на одной из центральных планет колонии, кажется, на Лебеде, его встретила процессия из четырех мрачных женщин с плакатом «Смерть самозванцу!». Их, конечно, тут же нейтрализовали и изолировали. Потом одна из них стала его горячей поклонницей, а три другие… Ник не стал выяснять, что стало с этими непрактичными особами. Он нашел взглядом черный круг, нарисованный на противоположной стене, и попытался сфокусировать на нем взгляд…

– Три, два, один… мы в эфире…

Пошли кадры заставки.