День, который не изменить

Эх, трубача нет, подумал Витька. А без него — что за атака! Никакого шика. По правилам следовало трубить к галопу, а потом — «марш-марш», и кавалеристы, выставив клинки, пускаются в карьер…

Все это им объяснили вечером, у костра. Ребята слушали, невольно сравнивая собеседников с егерями прапорщика Яковлева, с ополченцами, с раненым драгуном. Результаты, увы, выходили не в пользу современников. Умом Витька понимал, что реконструкторы не виноваты: ни точностью в деталях обмундирования, ни знанием исторических реалий не заменить того, настоящего: ожидания битвы, близкой смерти, готовности пострадать за Отечество. Ну и манера говорить, разумеется: ребята осознали, насколько речь предков отличается от современного языка. Кое-кто из реконструкторов старательно подражал «старорежимной» как манере изъясняться, но разве почерпнутое в книгах и фильмах заменит опыт реальной жизни?

Жаль, не догадались тогда, на биваке включить аудиозапись, сокрушался Витька. Дали бы сейчас послушать — всё польза.

Ему, и правда, хотелось помочь. Кто ж виноват, что это им, двум восьмиклассниками, а не этим увлеченным людям выпало увидеть своими глазами Бородинское поле, настоящее, а не бутафорское сражение?

Репетиция шла своим чередом. Серые, закрутившись вокруг крестьянских «ежей», они не успели сплотить шеренгу и встретить неприятеля. Да и сами «партизане», воодушевленные подоспевшей помощью, кинулись отбивать гусар от строя. Мальчишки окружали «французов» вопящей толпой, и те крутились на месте, отмахивая саблями тянущиеся со всех сторон древки.

Но часть «трешек» все же успели встретить кавалергардов лицом к лицу. Перед самой сшибкой кавалеристы заученно разредили шеренги, и картинно прошли сквозь строй друг друга «гребенкой». Залязгали клинки, серые гусары разворачивали лошадей, чтобы ударить в спину кавалергардам. Но с фланга уже налетели черно-серебряные, прижимая серо-алых к партизанскому дреколью.

Пушка грохнула, выбросив двухметровый столб ватно-белого дыма. Бутафорский заряд был слишком слаб, и единорог, вместо того, чтобы откатиться на несколько шагов и зарыться хоботом в дерн, лишь подскочил на высоких колесах. Витька вспомнил, как отлетали назад тяжелые орудия Курганной батареи, как номера налегали на канаты и гандшпуги, возвращая их на место…

Сейчас этого не требовалось: «артиллёр» опустил ежик банника в ведро с водой, в два движения пробанил ствол. Другой закинул в жерло полотняный мешочек с порохом, добавил туго скрученный пучок травы, заменяющий пыж. Первый номер перевернул свой громоздкий инструмент, и прибойником — деревянным утолщением на обратной стороне банника — туго заколотил заряд в ствол.

Канонир ковырнул протравником — заостренным куском проволоки — в затравочном канале, досыпал пороха из жестяной пороховницы. Лёха Долотов, состоявший в должности фейерверкера, раздувая щеки, дул на фитиль.

— Па-а-а-берегись!

Витька отскочил от лафета. Долотов поднял пальник — жезл, на конце которого, в особом зажиме тлел фитиль, — и вдавил в затравку. Порох вспыхнул, рассыпая искры, пушка в очередной раз прогрохотала — низко, солидно, перекрывая ружейную трескотню, и несерьезные «бабахи» четырёхфунтовок.

— А-а-атставить стрельбу!

Артиллеристы обернулись. К батарее скакал павлоградец в камуфляжной куртке поверх доломана.

— Лексей Борисыч, перерыв! Веди своих на бивак, обедать. Полтора часа отдыхаем, потом ещё один прогон!

Руководитель клуба, Алексей Борисович Красильников, маленький, толстенький, сущий гном, с вечной добродушной улыбкой на круглой физиономии — кивнул. Прислуга засуетилась возле единорога. Мишка волок на плече два деревянных рычага — правила, Витька подхватил деревянное ведро, в которое окунали при стрельбе банник. Надо бы зачерпнуть воды, а то всю расплескали…

Кавалеристы — и «французы» и «русские», — нестройной толпой, рысили к броду через ручей. Над палатками, за косогором поднимались дымки — в полевых кухнях варились щи и гречневая каша.

III Неотвеченный вызов

Нам дорогу б узнать, да повернуть,
Только гонят нас на Березину.
Вместо лета тепла — туман пурги,
Видно, время выплачивать долги… [28]

Тренькала гитара; гусары и артиллеристы, «французы» и «русские» подпевали. Реконструкторы устроились вокруг костра: новосибирцы, москвичи, самые разные люди в мундирах, заглянувшие на огонек и песни. По рукам пошла кожаная фляга, поленья шипели, стреляли угольками, над огнем повис котелок.

Парень в накинутом на плечи ментике и смешной шапочке-«бонэ», перебирал струны. Этот головной убор — фуражная шапка, предназначенная для ношения вне строя — напоминал Витьке гномьи колпачки из диснеевской «Белоснежки»: длинный треугольный «хвост», свисающий чуть ли не до плеча, заканчивался замызганной красной кисточкой.