— Вы злитесь, я понимаю. И я злюсь! И не только от этого. Десять лет нам твердили, что мы должны перетерпеть, затянуть пояса потуже. Мы все знаем, что Фрэнкс говорил правду. Некоторые люди слишком свободно играли с нашим будущим и кинули нас всех, кинули целые поколения. Это абсолютно неправильно. Виновные должны предстать перед правосудием. Именно этого хотел Фрэнкс. Но убийство — это не правосудие. Кто бы ни стоял за этой нелепой «П
Закончив говорить, она оглядела людей. То тут, то там вспыхивали небольшие дискуссии. Несколько человек сзади, кажется, стали выходить из толпы.
Бернс повернулась и, ухватившись за предложенную Делакуром руку, спустилась со стола.
— Отличная работа, детектив-суперинтендант Бернс.
— Поживем — увидим, — ответила она. — А теперь, если не возражаете, я займусь расследованием убийств.
Бернс повернулась к спецназовцам и указала на баррикады.
— Раст
Оба кивнули.
— Кто-нибудь сможет им помочь?
Бригада скорой помощи и еще несколько человек двинулись вперед. Один из помощников омбудсмена ухватился за диван, который с другой стороны уже поднимал младший спецназовец.
— Господи, Кит, я думал, нам хана.
— Блядь, какой еще Кит? Меня зовут Подриг, и я ненавижу «Шпоры»!
Глава сорок восьмая
— Прочитай шесть раз «Отче наш» и три раза «Деве Марии». Да пребудет с тобой благодать Божия.
— Как и с вами. Храни вас Господь, отец.
— И тебя, Мэри. Передай Джеймсу, что я хочу с ним поговорить.
— Хорошо.
Преподобный Дэниел Фрэнкс закрыл окошко исповедальни справа от себя и глубоко вздохнул. Он чувствовал, как нарастает мигрень, а значит, скоро ему станет совсем плохо. Он попытался расслабить мышцы челюсти, как советовал ему врач. Затем осторожно повертел головой, прислушиваясь к хрусту шейных позвонков. Очевидно, скоро все закончится — в понедельник днем на исповедь никогда не приходит много прихожан, — а значит, он сможет прилечь. Фрэнкс сделал глоток из припасенной бутылки с водой, когда услышал шарканье в кабинке слева.
Он на секунду переложил розарий[88]
из правой руки в левую и вытер потную ладонь об облачение. Может, стоит вернуться и еще раз поговорить с врачом — узнать о тех чудодейственных таблетках? Фрэнкс сделал еще один глубокий вдох, после чего откинулся на спинку стула и открыл маленькое оконце слева от себя.— Здравствуй, дитя мое, добро пожаловать на сегодняшнюю исповедь. Да пребудет с тобой Господь.
— Благословите меня, отец, — раздался знакомый голос, который Фрэнкс надеялся больше никогда не услышать, — ибо согрешила я, как бешеная шлюха в бочке с хуями.
— Господи, Банни!
— Иисус милосердный, падре, как вы узнали, что это я?
Фрэнкс нервно поерзал на стуле.
— Ты совсем не уважаешь веру.
— Конечно. И это один из грехов, в которых я хочу покаяться.
— Что ж… Наверное, это хорошо… Я рад, что ты вернулся. Я не видел тебя на мессе с тех пор, как…
Преподобный Фрэнкс замолчал, не в силах назвать точную дату.
— Ну да, — ответил Банни. — Я вроде как послал все эти мессы к…
— Жаль это слышать, — перебил Фрэнкс. — Ты хочешь… чтобы я выслушал твою исповедь?
Воцарилась пауза.
— А шпилиться все еще грех, падре? — спросил Банни.
— Если под этим словом ты подразумеваешь секс вне святости брака, — ответил преподобный Фрэнкс, — то безусловно да.
— Я думал, правила поменялись.
— Нет.
— Вы уверены? Я, кажется, что-то читал…
— Ну хватит болтать ерунду, Банни!
Преподобный Фрэнкс слишком хорошо знал этот словесный танец: топтание вокруг да около с применением юмора для защиты. Классический Банни.
— Я серьезно. Разве папа римский не говорил чего-то подобного? Рекомендую проверить. Возможно, вы не в курсе последних новостей.
— Десять заповедей выбиты на камне, Банни, а не написаны карандашом. Так чем я могу тебе помочь?
— Мне есть в чем исповедаться, отец. Я воровал, запугивал и шантажировал — и это только за несколько последних дней. Я помог сломаться хорошему человеку и позволил плохому уйти от ответственности за грехи ради моих целей.
— Понимаю.
— Сколько времени-то уже прошло — три года?
Фрэнкс быстро прикинул в уме. Неужели это действительно было так давно?