— На самом деле, нам с вами очень повезло, — говорю я, и поскольку мы установили, что находимся в одинаковом положении, мои слова не кажутся им снисходительными. Я произношу их уже без малого двадцать лет, и многие бывшие выпускники говорили мне потом, что эти слова — самая важная часть беседы.
Во взгляде Карлы — печаль и надежда. Эстебан по-прежнему сидит, не поднимая головы. Глаза Джей-Джея сузились. Я буквально кожей ощущаю его злость: можно подумать, это я виновата, что он не получил письма.
— Повезло?.. — переспрашивает он тем же тоном, каким напоминал, что я еще могу умереть.
— Да, повезло, — повторяю я как можно тверже. — Мы не скованы своим будущим.
Наконец Эстебан поднимает голову и хмуро глядит на меня.
— Там, в спортзале, — поясняю я, — воспитатели беседуют сейчас с ребятами, получившими письма с предостережениями двух разных типов. Одни содержат точные указания не совершать таких-то действий такого-то числа — в противном случае, ты рискуешь испортить себе всю жизнь.
— Люди в самом деле получают такое? — затаив дыхание, спрашивает Эстебан.
— Каждый год.
— А что в других письмах? — У Карлы дрожит голос. Она говорит так тихо, что мне приходится напрягать слух.
— В других письмах сказано примерно следующее: «Ты можешь прожить эти годы лучше, чем я», но при этом ни одно письмо не объясняет — просто не может объяснить, — что именно пошло не так. Дело в том, что каждый имеет право предупредить себя прошлого только о каком-то одном критическом событии. Но в жизни случается и так, что один промах влечет за собой целый вал ошибок, однако писать об этом подробно запрещают правила. Вот почему взрослым подчас остается уповать только на то, что их прошлые «я» — другими словами, вы, ребята, — не только избегут чего-то одного, но и впоследствии (порой, в течение многих лет) будут совершать только правильные поступки.
Теперь хмурится и Джей-Джей:
— Что вы хотите этим сказать?
— Вот представь, — говорю я, — что сегодня ты все же получил письмо. Письмо, в котором говорится, что ни одна твоя мечта не осуществится. Письмо, в котором просто сказано, что тебе придется принимать все как есть, потому что изменить ничего нельзя.
— Я бы этому не поверил.
С этим я согласна. Он не поверит. Во всяком случае, не сразу. Но с этой самой минуты маленький червячок сомнения примется точить его постоянно, влияя на любое его последующее действие, мысль или слово.
— В самом деле? — говорю я вслух. — Разве ты из тех, кто готов лгать самому себе, чтобы уничтожить себя нынешнего? Готов ли ты своими руками убить последнюю надежду?
Джей-Джей еще гуще краснеет. Естественно, он не из таких. Конечно, этот парень обманывает себя — мы все обманываем, — но при этом он внушает себе, какой он замечательный и как мало у него недостатков. Когда Лизбет начала за ним бегать, я вызвала Джей-Джея к себе в кабинет и посоветовала не обращать на нее внимания.
«Иначе ты введешь девушку в заблуждение, — сказала я тогда. — Она может подумать, что ты…»
«Ничего подобного, — перебил меня Джей-Джей. — Она прекрасно понимает, что нисколько меня не интересует».
На самом деле это он знал, что она его не интересует. А бедняжка Лизбет об этом даже не догадывалась.
В окно мне хорошо видно, как она слоняется по переходу, ожидая своего Джей-Джея, — наверняка хочет узнать, что сказано в его письме. В одной руке она держит свой красный конверт, другую засунула в карман мешковатой юбки. Лизбет выглядит привлекательнее, чем обычно, как будто специально принарядилась для этого дня, а возможно, и для неизбежной вечеринки.
Каждый год на День красных писем обязательно находится какой-нибудь кретин, который устраивает вечеринку, хотя мы настоятельно советуем этого не делать. И каждый год туда отправляются выпускники, получившие хорошие письма. Другие же либо отказываются, либо заскакивают на короткое время и вдохновенно врут о том, что написали им их будущие «я».
Лизбет, видимо, хочет спросить, пойдет ли Джей-Джей на вечеринку.
Интересно, что он ей ответит.
— Может быть, не стоит писать письмо, раз правда приносит так много вреда? — спрашивает Эстебан.
Ну вот и начинаются сомнения, предчувствия дурного.
— Бывает и так, — говорю я, — что ваши успехи превосходят все ваши самые смелые ожидания. Но обязательно ли вам знать об этом заранее? Ведь тогда любое ваше действие будет вас сковывать: вы начнете колебаться и раздумывать, а не испорчу ли я этим свое замечательное будущее?
Они снова внимательно на меня смотрят.
— Не сомневайтесь, — киваю я. — Я обдумала все варианты и не нашла ни одного хорошего.
Дверь кабинета, скрипнув, приоткрывается, и я мысленно чертыхаюсь. Мне нужно, чтобы ребята сосредоточились на моих словах, и любой, кто столь бесцеремонно вваливается в кабинет, может их отвлечь.
Я оборачиваюсь.
Это Лизбет. Она, похоже, нервничает. Впрочем, она всегда нервничает в присутствии Джей-Джея. Прерывающимся голосом она произносит:
— Мне нужно… поговорить с тобой, Джей-Джей.
— Не сейчас, — отвечает тот. — Позже.