День летнего солнцестояния

Сам вижу, как чужие солдаты, числом до роты, вышли из леска и идут по полю прямо на нас. Уже могу свободно различить лица и головы в стальных шлемах, закатанные до локтей рукава на мундирах, на солнце горят надраенные бляхи поясных ремней. Дисциплинированные немцы, решив, что артиллерия и "штуки" сделали своё дело, шагают вольно, разбившись на кучки и совсем без опаски.

Двое, солдатиков, по виду совсем "салаги", видимо забритые на службу из сельской глубинки, приметив воткнутую в землю литовку и небольшой стожок рядом с ней, на несколько метров отошли от своих товарищей и направляются прямо к косе. Оба остановились в шаге и теперь о чём-то увлечённо болтают на своём языке. Им совсем не понятно, почему русский крестьянин вчера вечером оставил на поле свою косу и, не закончив покос, покинул это поле.

Эти штурмовики сама беспечность - им невдомёк, что стоят в шаге от своей смерти, а костлявая старуха занесла острое лезвие своей косы над головами и уже готова отправить обоих к праотцам.

Ну, давай же, кто-нибудь из двоих... сделай шаг и возьми косу в руки! мысленно тороплю развязку и беру на прицел здоровяка обер-ефрейтора, несущего на плече длинную палку пулемёта "МG-34".

Один из солдат, словно услышав мои мысли, закинул на плечо свой карабин, жестикулируя руками и что-то говоря своему дружку, уверенно берёт в руки древко литовки и тянет косу на себя. Внезапно в сторону двоих бедняг громко звучит предостерегающий крик на немецком языке. Солдат с косой в руках, поворачивает голову в сторону кричащего, а его напарник в растерянности ещё успевает сделать шаг назад, в следующую секунду гремит взрыв. От мощного взрыва, разлетевшиеся на несколько десятков метров осколки и части гвоздей, убивают и калечат штурмовиков, которым повезло находиться рядом с этими двумя любопытными беднягами. Солдату, потянувшему на себя древко косы, оторвало обе руки, выжгло огнём глаза, затем его ещё живое тело, словно безвольная тряпичная кукла, отлетело на несколько метров в траву. Второму солдату осколки перебили коленные суставы, отсекли низ живота и словно скальпелем в нескольких местах вспороли сам живот.

Прежде чем рассеялся дым и на лугу стали слышны стоны и первые крики о помощи, раздалась громкая команда: Застава, открыть огонь! после которой по опешившим немцам дружно ударил станковый пулемёт Адарченко и ручной пулемёт Грачина.

Убийственный огонь пулемётов поддерживает дружный залп из винтовок. Коля Адарченко, расстреливая в упор эту ничего не ожидавшую толпу, во время короткой остановки успел прокричать своему второму номеру, поддерживающему холщёвую ленту с патронами и следящему, чтобы при стрельбе не было задержек: Жора, считай убитых! Сейчас я им ещё врежу! затем сержант, ведя огонь короткими очередями, с азартом охотника продолжил расстреливать лежащих на земле и ещё не успевших опомниться штурмовиков, а его друг вёл счёт убитым. Семён Грачин бил по немцам из своего "дегтярёва", каждой очередью укладывая на землю пытающихся спастись от губительного огня солдат.

Сквозь грохот выстрелов слышу, как Гринченко громко приказывает: Гранатами, огонь! после которой спустя считанные секунды раздаются взрывы наших "эргедешек", осколки от которых, разлетаясь по сторонам, изрядно посекли мечущихся штурмовиков, чем дополнили разгром толпы...

Лично мне, из своей ячейки, расположенной на правом краю окопа удалось свалить солдата, несущего пулемёт, и одного из его помошников с тубусом, в котором хранят запасной ствол к пулемёту...

У этой потерявшей страх орды не было никаких шансов уцелеть от нашего огня. Немецкую роту мы здорово приземлили на этом лугу за деревней - на траве лежат тела убитых и раненых. Такого приёма они явно не ожидали и теперь, судя по громким гортанным командам, перекрикивающим стоны и вопли раненых, пытаются прийти в себя. Уцелевшие укрылись в небольшом овражке посредине луга. Наши бойцы времени зря не теряют и своими одиночными выстрелами пытаются успокоить солдат, проявляющих любое шевеление. "Дегтярёв" Грачина стреляет короткими очередями, подкидывая и переворачивая своими тяжёлыми свинцовыми жалами, ещё не успевшую остыть плоть, лежащих на земле тел. Стальные шлемы, ранцы с верхом из воловьей кожи, кругляши противогазных контейнеров и оружие лежат рядом с их мёртвыми владельцами.

Мы слышим, как пули бьют по металлическим частям оружья и солдатской амуниции, издавая специфические чпокающие звуки.

Лужайка очень хорошо просматривается и даже без бинокля видны лица, вернее их застывшие каменеющие маски, лёгкий ветерок лениво шевелит растрёпанные волосы убитых врагов. Я сквозь прорезь прицельной планки внимательно рассматриваю первых убитых нами германских солдат...

Как дела, герои-пулемётчики? Много настреляли? поинтересовался Гринченко, после того как осторожно прополз к ячейке Адарченко.

Нормально, товарищ капитан. Немцев уложили тоже не плохо, просто произносит сержант, глядя на своего напарника. Георгий вёл счёт и насчитал двадцать человек точно. Жора, я правильно сказал?