Двенадцатого июня скончался давний автор наших газет "Завтра" и "День литературы" замечательный донской писатель Анатолий Калинин.
Писатель умер на 92-м году жизни после тяжелой и продолжительной болезни в своём доме на хуторе Пухляковский Усть-Донецкого района Ростовской области.
Анатолий Калинин — друг и ученик великого Михаила Шолохова. Писатель прошёл всю Великую Отечественную войну фронтовым собкором "Комсомольской правды", в которой и проработал до самой глубокой старости. Он автор таких известных романов, как "Цыган", "Эхо войны", "Возврата нет", "Гремите, колокола!".
Писатель прославился прежде всего своим романом "Цыган". Экранизация калининского "Цыгана" сделала персонажа его романа — цыгана Будулая — известным всей стране. Анатолия Калинина на Дону называли последним представителем "донской литературной роты", в которую входил и его друг Михаил Шолохов.
Он умер после четвёртого за последние несколько лет инфаркта.
Последние годы писатель был практически прикован к постели, но всё равно старался вести активный образ жизни. Принимал гостей, отвечал на письма, вёл литературную полемику с оппонентами-шолоховедами по поводу авторства "Тихого Дона".
Анатолия Калинина похоронили на своей усадьбе рядом с могилой внучки.
Вечная ему память!
Редакции газет "Завтра" и "День литературы"
Алексей ТАТАРИНОВ ДИАЛОГ С ДОСТОЕВСКИМ
1.Кожинов В.В. Роман — эпос нового времени // Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. Роды и жанры. М., 1964.
2.Селезнёв Ю.И. В мире Достоевского. М., 1980.
Нас интересует заочный диалог Вадима Кожинова и Юрия Селезнёва, для которых Достоевский был личностным выражением русской идеи, одним из главных создателей её художественного пространства. Будем опираться на работу Кожинова "Роман — эпос нового времени", написанную в начале 60-х годов, и на книгу Селезнёва "В мире Достоевского", законченную на рубеже 70-х — 80-х годов. И Кожинов, и Селезнёв выступают здесь как теоретики, которые твёрдо знают, что роман — не только господствующий жанр нового времени, но и совершенная форма нерационального познания жизни. Оба понимают, что романы Достоевского — нечто большее, чем литература. Они — область свободного сознания, достигающего религиозной высоты. "Его роман — это как бы и роман, а вместе с тем ещё и нечто такое, что не укладывается в понятие чисто литературного жанра", — считает Юрий Селезнёв. Литературоведческая речь становится личным исповеданием, явлением персонального "символа веры", который нельзя не заметить.
Обратимся к следующим проблемам: незавершённость романной формы и её апокалиптический характер; преодоление власти Ветхого Завета в романах Достоевского; открытость, амбивалентность и нравственное отношение к ним; аналитическая позиция как явление личного исповедания, осознанного духовного выбора. Если для Вадима Кожинова роман — эпос нового времени, то в книге Юрия Селезнёва звучит несколько иная мысль: роман — Апокалипсис нового времени. Апокалиптичность Юрий Селезнёв рассматривает как важнейшую черту христианства, которая показывает устремлённость нашей религии к бескомпромиссной борьбе со злом, к полному и бесповоротному решению проблемы судьбы человека: "Писать, мыслить — для Достоевского значит мыслить не столько о конкретном сегодня, сколько о том, как в это сегодня вошло прошлое, чем это сегодня грозит будущему". Рассуждая о "Преступлении и наказании", автор указывает на традицию слова-посредника, когда личность ("пророк", "избранник") открывает всему миру — "волю богов". "Генетически такой тип творческого сознания можно проследить через русло, так или иначе связанное с традициями Корана, Евангелия, Апокалипсиса, Авесты, Упанишад и Ригведы, то есть с традицией жанра пророчеств и откровений", — пишет Селезнёв.