День Литературы 143 (7 2008)

так всё двоится: как ни посмотри,

не разберёшь — лицо или изнанка;

и сам ты где — снаружи ли, внутри;

и что таится — дар или приманка

в бесхитростной ромашке на лугу.

вот, чудится, уж сети наготове,

а я не берегусь и не бегу,

и мир меня поймал бы, да не ловит.

держи меня, сожми плотней кулак,

не позволяй мне просочиться мимо!

но, видимо, тебе милей вот так:

чтоб я — песком -gt; дождём -gt; туманом -gt; дымом -gt;

ДВА СОНЕТА

1.

есть нежная гармония кошмара,

есть вкрадчивая логика абсурда,

есть музыка (она жестокосердна),

лелеющая нас в ладонях мира

от сих до сих. скажи, какая мера

сверяет голоса ночного бреда,

и письмена на шкуре леопарда,

и хищный блеск рассеянного взора

из мглы. душа напряжена как хорда,

изогнута как лук. так ждут прихода

невесть чего неведомо откуда.

и я слежу, задумчивая дура,

как сеется сквозь пальцы Демиурга

застенчивая очевидность чуда.

2.

я звонница, пронизанная звоном,

светлица,

всклень исполненная светом,

страница, сплошь исписанная словом

единственным,

а смысл мне недоступен.

я столп,

несущий семь слоёв небесных,

я ствол,

сосущий семь земных истоков,

я свод,

собой укрывший семь вселенных

от сонма бед,

и нет мне в этом счастья.

вот быть бы мне

янтарноглазой зверью,

питать сосцами Ромула и Рема,

не ведая, где встанут стены Рима -

густого леса бессловесной тварью,

чужих щенков ощеренной защитой,

не ждущей и не знающей пощады.

когдатошней девоЧке

как сказать ей о том, что я знаю;

что совсем по-другому сбылось;

что всегда четверть шага до края

и что стоило, стоило слёз

на скамейке забытого мая

за неровной стеною дождя

по-киношному пальцы ломая,

ничегошеньки не понимая,

никого-то ещё не щадя…

***

лучи идут по кругу -

планида тяжела,

обращены друг к другу

ночные зеркала,

пересекаясь снами,

друг в друге как в воде.

а далее — не с нами,

а более — нигде.

тела лежат как вещи,

пока, стремясь в побег,

на ниточке трепещет

душа у края век.

ей снятся две свободы,

две сродных темноты -

летального исхода,

фетальной немоты.

***

вот так порушишь былых кумиров,

расчистишь место -

а строить поздно:

другие каузы вертят миром,

другие казусы

вьют здесь гнёзда;

иные страсти, иные веры,

чужие гости, чужие вести;

иная музыка полнит сферы

чужих чертогов на старом месте.

вот так посмотришь -

как всё успело

перемениться единым махом:

что было словом — то стало делом,

что было делом — то стало прахом,

из грязи — в князи,

с подмостков — в Лету,

из горностаев поди в заплаты -

а лист всё так же

скользит по ветру,

сквозя на солнце

прохладным златом.

методом

последовательного

приближениЯ

думая о себе,

я мыслю себя стволом дерева

(для определённости

пусть это будет яблоня);

далее — очевидно.

или вот так:

думая о себе,

я мыслю себя стеклом

сложноизогнутой формы

на пути светового потока:

рассеиваю,

преломляю,

фокусирую…

что там ещё?

или вот так:

думая о себе

я мыслю себя…

в поисках точного слова

скольжу по столу

рассеянным взглядом

и забываю мыслить -

любуюсь своей рукой, пятилепестковым

чудом Господним…

или вот так наконец:

думая о себе,

я мыслю.

думая о тебе,

я существую.

***

то ли всё низачем,

то ли незачем всё усложнять:

смысла миру искать,

что вчерашнему снегу — помина.

сквозь опавшую медь

пробиваются ввысь зеленя.

осыпается вишня

и благоухает рябина.

меж сиренью и розой

сколько ветер успеет вместить

чабреца с розмарином,

шалфея,

крапивы и мяты.

гаснут свечи каштанов.

готовится липа цвести.

доцветает утёсник.

а ты всё приметы и даты

собираешь,

как будто все эти реестры

всерьёз.

помолчи — и уловишь:

у слуха на верхнем пределе

"я люблю, я люблю"

рассекает пространство

как SOS

и нигде на пути не найдёт

ни преграды, ни цели.

Светлана ПОПОВА ВОЛЬНЫЙ ВЕТЕР

***

Я сны себе наколдовала.

Качались низко потолки.

И старый дом из поддувала

Метал цветные языки.

Древесный уголь — вкусный пряник.

И трауром сведённый рот,

И сон, как явь, как злой охранник,

Опять к полуночи придёт.

И по углам примолкнут тени,

И кисло сморщится луна,

И в кровь ободранным коленям

Мешает твёрдая стена.

За той стеной метель заплачет

На перепутье всех дорог.

И сразу все переиначит.

И обязательно припрячет

Дорогу, веник и порог.

Блестит в сенях дверной крючок,

За чёрной створкой свет струится.

Дрожит рука. И ночь мне снится,

И время, заводной волчок,

Обратно в прошлое стремится.

А снег валит клокастым паром.

Не иней — вырос воротник.

Охранник, пьяный от угара,

Как привидение возник.

И в дым седая борода,

Узлами скрюченные руки,

Он улыбается от скуки,

Он не смеется никогда.

И снег по улицам метёт,

А вечером опять придёт.

Чтоб снова превратиться в стужу,

Морозить звезды, двери, душу,

Минуты превращать в недели,

О прошлом плакать у постели,

И заводным волчком звенеть

И возле печки леденеть.

***

Чередою бессонных луж,

Осторожно их обходя,

Чертовщина, любимый муж

Уходил после дождя.

Следом ночь по лужам прошла,

Не разбирая уже пути.

Возвратить его не смогла,

Слишком быстро он уходил.

Мимо киосков, ободранных стен,

Попрошаек, нищих, калек,

Покидал добровольный плен

Незнакомый мне человек.

Оглянуться забыл на ребят,

Кричавших во весь посиневший рот.

И не то чтобы весел был или рад,

А надеялся, что уйдёт…

***

На третьей полке плохо спится.

Урчит кабальный перестук.

И громыхает на мосту,

И забывает раствориться,

И разрывают пустоту.