День Литературы 144 (8 2008)

У нас в стране была своя пустыня, и я находил красоту среди песков, особенно, когда впереди виднеется зелёный оазис, где тоже можно окунуться в прохладную воду. Я объездил вместе с друзьями Юрием Кузнецовым и Атамурадом Атабаевым всю Туркмению, от песков до горных границ с Ираном, весь Казахстан вместе с друзьями Оралханом Бокеевым и Ролланом Сейсенбаевым, Владимиром Личутиным и Абишем Кекильбаевым. Спускались к подземным озёрам и плавали на лодках по подземным рекам, поднимались в горы. Помню, после ночного подъёма на Медео с Владимиром Личутиным бедный Олжас Сулейменов, потерявший нас, вызвал вертолеты для поиска. Мы же были в правительственной делегации. Объездил весь Азербайджан вместе с друзьями Талехом Бабаевым и Сабиром Азери, от границ с Арменией и Грузией через Гянджу, через реки и водопады, до молоканских сёл Ивановка и Славянка, откуда родом предки Александра Проханова, до чудесного многоязыкого Баку и изумительного каспийского взморья.

В Душанбе мы жили в номере с белорусским поэтом, моим сверстником Володей Некляевым. Сейчас его занесла нелёгкая в Польшу, в глухую оппозицию к Лукашенко. Тогда же был отчаянный малый, пока мы отдыхали под чинарами, нашёл себе разбитную девчонку славянских кровей, повёл в номер. Она ему говорит: "Слушай, у меня что-то неладное, может заразу какую подхватила, давай проверюсь…", наш поэт безмятежно: "Прорвёмся…" Вот с тех пор этот некляевский лозунг "Прорвёмся" не раз и меня вёл по жизни, правда, совершенно в других ситуациях. К примеру, в Афганистане или в Приднестровье. Когда в Герате я настоял на том, чтобы посетить стариннейшую мечеть, видел настороженные лица и у встреченных в мечети афганцев, не менее настороженные лица были у нашей охраны.

У нас в Советском Союзе была своя собственная маленькая, чудная Европа, и мы тогда восхищались нашими прибалтами, видели в них эталон Европы, подражали им. Сейчас этот эталон померк. Но в те годы я объездил всю Прибалтику, включая Калининград, и как инженер, и как журналист, восхитился эстонским Тойла, где доживал наш гений Игорь Северянин, встречался в Каунасе с сестрой художника Чурлёниса, ей уж было под 90 лет, подружился там с замечательным музыкантом Гедрюсом Купрявичусом, устраивавшим всему городу колокольные концерты. В Эстонии дружил с Энном Ветемаа, братьями Туулик, хорошими писателями, благодаря России ставшими известными по всей Европе. Друскининкай, Паневежис, со своим замечательным театром. До сих пор помню все закоулки старого Вильнюса, Рига привлекала меньше. Но под Ригой находился наш писательский Дом творчества в Дубултах, где проходили семинары молодых критиков со всего Союза. В Тарту я специально приезжал на лекции Юрия Лотмана, переписывался с ним, печатался в Тартуских знаменитых учёных записках. Тарту я любил в те годы даже больше Таллина, и бывал там регулярнее.

Думаю, сейчас, став уже навсегда задворками Европы, и в культурном, и в экономическом, и в научном отношении, Прибалтика резко ослабеет и захиреет, да и кто, кроме родственников, будет туда ездить, если есть Испания, Италия, Франция за те же деньги с более интересными маршрутами. Разве что военных баз против России НАТО настроит, за счет натовских баз и будут жить.

У нас в стране были свои субтропики, и любители южного солнца частенько заглядывали в Батуми, Сухуми, бродили по улочками старого Тифлиса, ища пейзажи Пиросманишвили. Помню стихи несравненной Беллы Ахмадулиной: "В Махинджаури близ Батуми / Она стояла на песке. / Она была такая гордая…" — имперские стихи, между прочим. Бывал там и я, встречался с мудрыми грузинскими писателями, с тем же Чабуа Амиреджиби, дружил с Гурамом Панджикидзе, ходил по грузинским театрикам. Там впервые услышал о художнике двадцатых годов Зиге Валишевском. Позже с его работами познакомился в Польше.

Сама Россия с её просторами могла удивить кого-угодно. Чудный деревянный русский Север, старая Вологда, Сольвычегодск, Холмогоры, откуда идёт мой материнский поморский род Галушиных, Кострома, Великий Устюг, мой родной Петрозаводск со старой петровской круглой площадью. Я не злостный антисоветчик и не ревностный сноситель памятников, но громадный памятник Ленину работы Манизера никогда и никак не вписывался в пределы старинной круговой площади. Вернуть бы знаменитый изящный памятник Петру Великому работы ученика Клодта известного скульптора Шрёдера на своё прежнее место, в центр Круглой площади, а громоздкому гранитному Ильичу найти бы другое подобающее место в новой части города. И я уверен, эту изумительную площадь занесли бы в анналы памятников и ансамблей ЮНЕСКО. Даже в советское время памятник Ленину показывали отдельно, а Круглую площадь отдельно, настолько они не гармонировали друг с другом. Пора забывать о политике и думать об истории и эстетике. Так же, как вписывался гениальный памятник Дзержинскому на Лубянке (о чём писал даже Михаил Шемякин), так же органично вписывается в Круглую площадь и вытесненный в скверик у озера памятник Петру.