А ему так хотелось объяснить Гаврилычу свой отказ! Чтобы понял и не настаивал. Тридцать пять лет он работал в школе, старался, как мог сохранить в душе каждого своего ученика то, что считал главным – уважение и любовь к себе подобным. Может быть и не получалось у него со всеми, но пусть хоть сотня из тех пяти тысяч, что через него прошли… Он ведь знает себе цену, не великий он педагог. Но честно работал, бывали у него и срывы и конфликты, больше с учителями, да родителями, всякое в школе бывает. Но ведь детей он учил жить по совести, равняться с другими не по одежке или игрушкам, которых у кого густо, а у кого – пусто. Только как же теперь дети жить будут? Если решать, кто достоин новой жизни, а кто нет, будут не люди, а деньги? Среди них были разные, и хорошие и плохие. Но теперь еще больше пропасть между бедными и богатыми, а новые возможности открыты только для тех, кто и так считает себя владеющим вседозволенностью. И как теперь быть с уважением и любовью, если на глазах ребенка будет умирать его отец или мать, хорошие, но бедные люди и он ничего не сможет сделать. А рядом будут продлевать жизни явные подонки, разливая вокруг, как черный яд, презрение к бедным и ненависть к тем, кто отличается от них лишь толщиной кошелька. Кто сможет потом учить любви и уважению к себе подобным, если жизнь человека станут измерять не смыслом прожитого, а временем между заменой тела?
А они не хотели слушать меня, никто… Даже самый родной мой человек, жена моя не услышала крик мой беззвучный, видно и впрямь никуда не годный я учитель. Если даже сыну не смог передать то, что пытался нести другим. Что ж, моя вина и теперь уже ничего не поделаешь. В новом теле новую душу не обретешь. Так зачем мучаться? Только бы они не успели вернуть меня, не хочу в новый мир, лучше покой. Не хочу…
– Да, да… Начинайте клонирование, образцы тканей у вас есть. Да, это мое распоряжение, начинайте. Страховка заполнена, все оплачено. Начинайте! Как он, давление в норме? Отлично, это только инфаркт, ерунда, справимся. И не рыдай, девочка, ты же врач «скорой», должна бы привыкнуть. Твой старый учитель ещё побегает, может в школу опять пойдет работать… Мы тебя, дружок мой, на ноги поставим! Сейчас подключим к системе, полгодика ты протянешь, это я тебе гарантирую… Потом – полное обновление и будешь ты, Михалыч, как свежий огурчик со своей грядки… Поехали, поехали!
Тема для размышлений
По своему обыкновению Степан Сергеевич в одиннадцать сварил кофе, добавил дольку лимона, кусочек рафинада и вернулся в кабинет. Сегодня он принялся, в который раз и не упомнишь, перечитывать «Сумму технологий» Лема, в очередной раз поражаясь тому, как много это человек мог предвидеть, но в то же время, как сильно отличалось его видение будущего от того, что происходило в последующие десятилетия. Степану Сергеевичу нравилось перелистывать страницы старой книги, сидя в кресле-качалке у окна, за которым осень празднично раскрасила деревья.
Из прихожей донесся слабый шум и через минуту в комнату стремительно вошел Игорек, его единственный внук, наверняка сбежавший с занятий в школе.
– Привет, дед! Как жизнь? – внук расплылся в улыбке и, подойдя к креслу, легонько похлопал старика по плечам.
– Отлично, Игорек. Скриплю потихоньку. – Степан Сергеевич слабо усмехнулся и отложил книгу на подоконник.
– Что нового в школе?
– Да ничего особенного, вот с физры смотался, снова Петрович в ауте, день рождения у него позавчера был. Зал закрыт, даже не поиграешь в баскет. Девчонки остались ждать географию, а пацаны пошли в кино – чего зря полтора часа терять, а географию и так все знают, теперь в каждом мобильнике карты имеются.
– А ты что не пошел?
Внук пожал плечами: – Да там смотреть нечего, одна бредятина для первоклассников. – Потом потянул носом и заявил: – Я тоже хочу кофе.
– Там осталось немного, но можешь сварить новый.
– Нет, если ты не будешь. И мне надо с тобой кое-что обсудить, – голос внука доносился уже из кухни. Хлопнула дверь холодильника и через несколько секунд он вновь оказался в комнате, в руках у него была кружка и бутерброд с сыром. Присев на старый диван, внук в три куса разделался с бутербродом и, отхлебнув кофе, прищурился на деда. Тот развернулся в кресле к дивану и снисходительно кивнул, ожидая вопросов. Они часто обсуждали проблемы, которых у любого пятнадцатилетнего парня ежедневно возникает множество.