День на Каллисто

— В час пополуночи, ваше величество, — склонился Турн в таком низком поклоне, что султаном шлема, почерневшим от порохового дыма, провел по мозаичному паркету (кираса Турна в нескольких местах темнела вмятинами — след колющего и огнестрельного оружия). — А к тому времени наладим связь с полками Бетлена Габора. Подам Максимилиана с Биквоем прямо в руки вашему величеству. И чешская корона на августейшей голове будет незыблемей, чем горы, что венчают эту землю.

— Благодарю, граф, — кивнул Фридрих Фальцский. — Дай-то бог. Я тебя не забуду. В час пополуночи буду смотреть на войско с городской стены и ждать тебя с победой как героя.

На белогорское плато ложилась промозглая ноябрьская ночь, снежком присыпало рты давно уже окоченелых трупов. Милосердные братья кончили свою работу и, как могли, помогали живым. Да и не до мертвых теперь было.

Создания системы Альфа Дракона невозмутимо оставались на своих местах — фактора времени в земном восприятии для них, как нам известно, просто не существовало. Спешить им было некуда. Час или тысячелетие — для них все едино.

— Двуногие соединения углерода вышли из города, — сказало среди ночи Четверть сотни.

Четырежды десять не ответило. Оно тоже восприняло неразличимые для грубого несовершенного человеческого уха осторожные звуки, сопровождавшие снятие заграждений за Страговскими воротами, топот копыт, обтянутых мешковиной, и хриплый шепот капралов, выстраивающих пехоту и ополчение. Заскрипели на петлях ворота. Послышались какие-то неописуемые вскрики, когда мечи головного отряда сословного войска пронзили первых, еще не очнувшихся от дремоты караульных неприятеля.

Грохотали мушкеты. Полк за полком садился на сытых, напоенных коней — чего отнюдь нельзя было сказать о лошадях, которые были под кирасирами и гусарами Биквоя, — выезжали из городских ворот, брали в клещи императорское войско.

Фридрих Фальцский, зябко кутаясь в горностаевую мантию, при вспышках пушечных, мушкетных и аркебузных залпов, при красных отблесках пожаров на свинцовом небе, которые охватили еще уцелевшие лачуги Мотола и Йиновиц, следил за удаляющимся боем. Туда гнал императорских солдат младший Турн. Их отступление превращалось в беспорядочное бегство. Биквой с Максимилианом ринулись на юг, вдоль Влтавы, прямо на копья венгерской кавалерии Бетлена Габора и вспомогательных частей моравского сословного войска. Корона чешская будет незыблемо венчать Фридриха Фальцского и его сына и сына сына его. Он велел привести себе коня и приготовить освежающую ванну.

— Так, стоп, — проговорило Четверть сотни. — Высшая Координация все это разграничила очень точно. Вмешаемся, отойдя немного в прошлое: когда на этой части планеты происходила в последний раз смена света и темноты.

Силовое поле, воплощающее Четверть сотни, трепетало все явственней. Задание его в масштабах галактических было совсем ничтожным (ведь Высшей Координации, по слухам, случалось сметать с орбит целые планеты или одним гигантским взрывом искусственной суперлуны уничтожать ярчайшие звездные скопления), но все-таки, по мысли Четырежды десяти, сулило нечто новое и очень волновало воображение.

— Термальный удар? Коллапс (в рабочей фазе операции Четырежды десять подчинялось Четверти сотни и потому было ответственно за техническое обеспечение)? Может быть, несколько мелких направленных взрывов между обеими стаями двуногих?..

— Нет, нет, — решительно сказало Четверть сотни. — Ничего в таком роде. Я занимаюсь этой планетой не один галактический год, и потому нам можно сделать некоторые отклонения в пределах основного курса Высшей Координации — осуществите вмешательство совсем иным путем. Гораздо более тонким. Психологическим.

— Эти двуногие пузыри углерода наделены психикой? — отозвалось Четырежды десять, не рассмеявшись только потому, что подобные реакции не свойственны силовому полю.

— В известной мере, да, — подтвердило Четверть сотни. — У них есть сложная система защиты рефлексов, которые они не в состоянии подавить усилием воли. Рефлекс сопротивления собственной окончательной и необратимой дискоординации, например…

— Несмотря на то что они пускают друг в друга маленькими предметами именно с этой целью?

— Несмотря на это, — ответило Четверть сотни, и вибрация силового поля усилилась (Четырежды десять отметило состояние ублаготворенности). — Весьма забавный образец космобионики. Настолько любопытный, что я посвятило этому целые галактические годы. Впрочем, объяснению это не поддается. Вам, во всяком случае, нет. Есть рефлексы неприятия неизвестного и непонятного — особенно такого, что двуногие считают для себя эстетически и эмоционально негативным. Ими-то мы и постараемся воспользоваться. Теперь вернемся к моменту смены света темнотой, происходившей в последний раз на этой части планеты.

Силовые поля задрожали, разрушили своей вибрацией пространственно-временной континуум и заскользили вспять во времени — сперва минута за минутой, потом все убыстряя ход. Вскоре вибрации прекратились.