День Независимости. Часть 1

— Послушайте! — вскипел штурман, лишний раз доказывая состоятельность убеждений полковника насчет расшатанных нервов фронтовиков. — Я — не сантехник! Я боевой летчик. За свою работу, которую, смею заверить, делаю на совесть, получаю деньги. Прибавьте к зарплате «боевые», а это 950 рублей в день. Умножьте цифру на тридцать. Могу я себе позволить хоть дорого, но со вкусом отдохнуть?

— Можете, — успокоил его Сажин. — У меня последний вопрос. Если вы зарабатываете такие деньги, то почему Соловьев спокойно не ушел в сауну, а устроил склоку из-за простого душа? В чем причина?

— Причина? — сощурился штурман. — Причина в том, что я холост, имею квартиру, обстановку и машину. Спасибо родителям, помогли. А Гошка еще зеленый, все мечтал скопить матери на отдельную квартиру. Скопил…

* * *

К вечеру, опросив большинство раненых летчиков, уставший, но довольный Сажин вернулся в гостиницу. Заперевшись в номере, на чистом листе бумаги набросал он незамысловатую схему трагичного для лейтенанта Соловьева и девятнадцати его сослуживцев дня.

Пункт первый. С 9.00–15.00 Григорий с четырьмя товарищами выполнял боевую задачу в небе Чечни.

Диспетчер зафиксировал — штурмовой вертолет Ми-24, пилотируемый Соловьевым, в 15.25 благополучно совершил посадку на военном аэродроме Моздока. Механики, осматривавшие машину, насчитали на фюзеляже шесть пробоин. На расспросы Гошка отмахивался, но ребята из его звена поведали о плотном зенитном огне боевиков… Пункт второй. 16.00. Служебный Пазик доставил летчиков в общежитие.

Пункт третий. 16.50–17.00. Соловьев повздорил в коридоре с комендантом по причине отсутствия в душевой горячей воды. Не терпелось смыть соленый, въевшийся в поры, пот, кативший градом после удачного виража, когда лейтенант выводил машину из-под обстрела.

Соловьев трезв как стеклышко. В его комнате пусто. Не с кем обмолвиться словом, быть может, излить душу…

Далее — провал, пустота. И новое, вечернее уже появление лейтенанта — подвыпившего, в компании с двумя неизвестными офицерами. Новый вектор на бумаге.

Пункт четвертый. 23.45. Игорь Степанов, не выдержав шума, спускается в двести десятую и делает Соловьеву замечание. Дело может закончиться дракой. Пьяного Соловьева оттаскивает плотного телосложения «пехотинец» в камуфляже, с кобурой на портупее.

Пункт пятый. 1.00 — 1.20. Время гибели офицера на вахте. Извлеченная из него пуля имеет девятый калибр, тот же, что и пистолет Макарова, бывший в кобуре у «пехотинца».

Пункт шестой. 1.40. Первый сигнал о пожаре поступает в дежурную часть СВПЧ.

… Сажин поставил жирный вопросительный знак в пустом квадрате, вписал в него: «сауна» и обвел кружком.

Кажется, теперь он попал в точку.

8

Моздок. 29 апреля 18 ч. 09 мин.

Сидя в полупустом зале столовой, Сажин, не торопясь, ковырялся в тарелке с картофельным пюре, разминая на мелкие кусочки мягкий ромштекс. Блюдо на вкус не ахти, но он ел впервые за сегодняшний день, и в еде не был привередой.

Открыв дверь, в столовую заглянул Дамир Дзоев. Увидев жующего коллегу, пересек зал и подсел к столу.

— Приятного аппетита.

Отвечать с набитым ртом Сажин счел неприличным и в ответ кивнул.

— Завидный, Евгений Саныч, у тебя аппетит. Но, боюсь, придется его попортить.

С этими словами Дзоев достал из барсетки зеленую тонкую книжицу и подложил ближе к Сажину.

Полковник погрузил острые зубья вилки в недоеденное пюре, скосил глаза на надпись: «удостоверение личности офицера».

— И что?

— Вы бы не поленились, Евгений Александрович, полистали для интереса.

Сажин развернул первую страницу, мельком глянул на черно-белую фотографию и титульный лист, гласивший, что удостоверение принадлежит Никонову Сергею Александровичу, 16 апреля 1969 года рождения, который — согласно последующим записям — в звании капитана проходит службу в должности командира мотострелковой роты батальона особого назначения.

— Забавно, — он еще раз рассмотрел глянцевое фото. — Насколько я понимаю, фотографируются еще лейтенантами, сразу после выпуска. Кстати, и отметка об окончании Омского общевойскового командного училища стоит…

— Физиономия тебе ничего не напоминает?

Круглое лицо капитана, отчего-то заснятого не в строгом форменном кителе, а в камуфляже, ни о чем Сажину не говорило. Единственное, что он почерпнул — офицер был, что называется, в теле.

— И печати о выдаче дубликата не проставлено. Может, я чего не понимаю в армейских талмудах?

— Да нет, — улыбнулся Дзоев. — суть ты углядел. А теперь слушай. Ксиву эту утречком сдала в милицию старушка-пенсионерка. Говорит, что по-рассеяности ее утерял постоялец. Двое их снимало комнату, и оба жильца позавчера неожиданно съехали… Бабуля начинает наводить уборку, за диваном находит документы, жалеет «касатика» — влетит же от начальства по первое число — и несет в райотдел.

— Так… — Сажин вгляделся в фотографию. — Вы проверили его по учетам?