Дэн Орлов спасает мир

Правительство Александра II проводило реформы, экономика росла двузначными цифрами, и чем очевиднее становились успехи, тем больше появлялось людей, недовольных темпом и масштабом перемен. Они и появлялись-то благодаря реформам, все эти разночинцы и либералы, но тем сильнее была их ненависть к царю, чем большим они были ему обязаны. Революционеров было не много, но в обществе стало хорошим тоном рукоплескать их выходкам. Все наперебой соревновались в либеральности взглядов. Прослыть консерватором было страшнее, чем оправдать преступление, совершенное во имя «высоких идеалов».

Яркий пример — дело нечаевцев, которые убили своего товарища студента Иванова, заподозрив в разочаровании революцией. В разочаровании, Карл! А общество оказалось на стороне убийц, потому что те «боролись» с деспотией.

Тем, кто «против», можно все!

Дэну это что-то мучительно напоминало.

Режимом были недовольны: для кого-то царь был слишком радикален, кому-то не хватало потрясений, и «лишь» 80 % населения страны (крестьяне) терпеливо ждало, когда государь-батюшка даст землицы по справедливости.

Мода на революцию превратилась в массовый психоз. Революция сама по себе стала абсолютной ценностью, сделав «Катехизис революционера» (авторства Нечаева, убийцы того самого «разочаровавшегося» Иванова) настольной книгой молодежи. Катехизис учил, что любое преступление морально, если идет на пользу революции; что ложь, убийство и грабеж — инструмент борьбы, что люди — тоже инструмент. Ценители литературы и изящных искусств верили, что нравственный релятивизм катехизиса касается лишь реакционного режима. «Воплощенной укоризною ты стоял перед отчизною, либерал-идеалист»… Укоризна стала образом жизни, почвой, взрастившей ростки революции. А революция первым делом в прямом смысле сделала почвой тех, из кого выросла.

Дэн осознал, что рубить головы этому дракону бесполезно. Они вырастут снова из благодушных господ, из милых барышень, из жаждущих справедливости гимназистов и студентов. Истерическая жажда народного счастья поставит революции любое количество пламенных сердец, готовых сжечь и себя, и все вокруг.

Как же предотвратить убийство царя?

Надежнее всего было убедить народовольцев не совершать задуманного, открыв глаза на будущее, рассказать, что убийство царя не приведет ни к народному восстанию, ни к конституции, ни к падению монархии, лишь к крови государя и случайных прохожих, лишь к виселице для убийц и к крушению всех их надежд.

Они умные, чистые, они искренне хотят счастья народу, они поймут его… да?

Был, конечно, способ проще. Имена и явки известны. Достаточно прийти в Охранное отделение, и в несколько дней дело будет сделано, царь переживет 1 марта. Однако, преступников могут выпустить за недоказанностью обвинений или под давлением общественной «укоризны». Или отправят в ссылку, из которой те вернутся озлобленными героями…

Да и как, скажите, реальному пацану стать стукачом? Он допускал, что правильно сдать их полиции, но стучать самому было совершенно невозможно.

Уж скорее он предотвратит цареубийство своими руками. Их мало, он всех знает, знает где, в какой момент найти каждого, он способен быть невидимым, шейки у них цыплячьи, можно и записочки возле тел оставлять «Так будет с каждым»… Б-р-р! Наваждение какое-то! Они так могли, он — нет. Даже после полицейского из реальности «Б».

Оставался только первый, самый трудный путь — убеждение, и самих народовольцев, и всего общества, пока оно не изменит отношения к революции.

Если он предотвратит покушение 1 марта, что будет дальше? История изменится. Он не будет знать ни имен, ни планов новых убийц. Стать императору телохранителем-невидимкой? Почетно, конечно, но сколько лет это продлится? На личной жизни придется поставить крест, Ирину забыть. Может, вообще оставить эту затею, пусть все идет, как шло. А молочное желе? А дети, которых они с Ирой должны родить? Или черт с ним, в этот раз он царя спасет, а там — как получится. Путь все быстрее закончится, все равно выбора нет… Но, как говорил герой известного фильма, «лучше, конечно, помучиться». На том Дэн и порешил.

Сомнениями он делился не только с Зинкой и ее командой. В его жизни появился человек, принимавший к сердцу его проблемы ближе, чем он сам.

Уже больше недели он жил у Ирины, точнее, у ее бабушки.

Работа была окончательно выброшена из головы. В ней остались только карие глаза, народовольцы, влажные губы, император, страстное дыхание любимой, покусывающей мочку его уха, ее запах, невозможность оторваться от восторга и упоения, революция и амебы с их астероидом, будь он неладен!

Ирина изумлялась своему счастью, столько лет сидевшему за столом напротив. Она боялась упустить и один его миг, наслаждалась и горевала по уходящим моментам. Женская мудрость, сотворенная миллионами лет эволюции, подсказывала, что все проходит… а может и оборваться в одно мгновение, когда Денис в очередной раз отправится спасать мир.

Она изучала историю вместе с возлюбленным, и сердце ее сжималось: