День открытых обложек

Вечерами он выходит на отлов по переулкам и проходным дворам‚ мимо ларьков‚ возле которых по горло наливаются охлажденным пивом, произносят между глотками редкие значительные фразы. Бродит и по парку, отлавливает нашептанное в истоме, самые нужные‚ самые сокровенные стоны-междометия.

Обойдя места ежедневной охоты‚ он возвращается домой и просеивает улов‚ отметая расхожее‚ затрапезное. Стоящего попадается мало‚ очень мало‚ но это его не смущает. Бабочек тоже отлавливают сотнями‚ пока не достанется невозможная красавица с бархатным брюшком‚ которую назовут чьим-то именем.

Беднеет речь‚ отмирают слова‚ не находя понимания, поблекшие, с осыпающейся пыльцой, «по древности фасона ныне не употребляемые», – взамен появляются калеки‚ сотворенные неряшливым воображением, хозяева на строке, загоняющие прочих в словари небытия. Хочется заключить их кавычки, чтобы не безобразничали на воле, – большего не в состоянии выполнить.

Какая эпоха, такие у нее слова.

А сочинитель бегает и бегает с сачком в руке: отловить и уберечь.

– Отношение к слову на старости, что отношение к внукам. Больше нежности‚ больше печали‚ оттого и красивостей на строке, от которых не уберечься. Подступает старческое Болдино…

Он был задуман романтиком, так теперь видится.

Тоскующим романтиком в череде выдумок.

Чтобы устремляться в споры и откровения. В надрывы чувств и озарений. В выдох усталости и довольства конца дня.

Задуманное не осуществилось.

К зиме проглядывают этажи в сквозистых ветвях‚ окна под крышей‚ солнцем высвеченная обитель. И внутри той обители – тихо‚ покойно‚ в плавности движений – переплывает от стены к стене‚ готовит еду‚ горбится над тарелкой Живущий поодаль.

– Любите меня на расстоянии или не любите совсем. И не берите в попутчики, не надо, хорошего из этого не выйдет.

Предпочитатель бесполезного – его ремесло. Отбирать слова без порока, заключать в приличествующие им оправы, подвешивать на цепочках предложений для тонкого ценителя, способного отличить подделку от редкостного кристалла отменной чистоты.

«Поелику» – горным хрусталем‚ ясным на просвет‚ в серебряной витой оправе.

«Фиал» – в чеканном узоре‚ тлеющим изнутри угольком рубина‚ врачующего сердца и мысли.

«Сонмы», «бармы»‚ «кинвалы» – резной камеей на агате‚ завитком пряди‚ всплеском горной струи‚ строгой чистотой линии.

– Слову нужен воздух, простор на строке. Чтобы не сдавливали с боков причастия с деепричастиями – не вздохнуть. Его надо высвободить, обласкать и побаловать‚ а оно порадует в чистоте и величии.

Слово – скатной жемчужинкой‚ затаившейся в глубинах перламутра. Камнем-достоканом, росной капелью в искорках винисовых. Опалом‚ изумрудом‚ яшмой в переливчатой тайне к просвещению ума и прояснению понятий.

Добрая фея пообещала:

– Дарю кириллицу на отраду, ожерельем по строке.

Злая фея прибавила свое:

– Дарю ее на мучения, к розни‚ обиде‚ зависти и болезни.

Слово – бирюзой‚ тускнеющей на руке страдальца.

Янтарем – горючей слезой по павшим.

Сапфиром, полевым васильком – раскрывать измены и отгонять страхи.

Адамантом из арапской земли, в чистоте и светлости – злость укрощать и сластолюбие. Смарагдом в изумрудной зелени‚ пробным камнем для души‚ мутнеющим при дурной мысли‚ – слово мутнеет тоже. Сердоликом – к заживлению обид. Гиацинтом – увеселять сердца и отдалять кручину. Бериллом‚ турмалином, альмандином и нефритом. Всякому слову свой минерал‚ всякому веку свой слог и свое томление.

– Ты больной‚ – хищно порадуются доброжелатели. – Тебя надо лечить!..

Подступит означенный день, отлетит душа неразумного сочинителя, взглянет вниз на тело, а оно прилипло к столу, водит пером без остановки, водит и водит. «Дурак, – закричат сверху. – Больше не требуется!»

А ему – лишь бы страницу заполнить.

Возмутятся на пороге вечности.

Нимбами закачают:

– Жил на Святой Земле и не выучил язык? Во всем его совершенстве?.. Кто поймет тебя тут?

Ответит:

– Обещаю. Постараюсь. Сделаю всё от меня зависящее – родиться на той земле. Чтобы ее язык стал отечеством.

Смилуются светлые ангелы:

– Ладно уж. Пойдешь прежде на курсы‚ заучишь согласные‚ гласные сами прибьются‚ а там видно будет...

Вселенная полна мифами, легендами…

…мечтательной крайностью, несопоставимой с житейским пространством, а значит, полна чудесами, вознесенными над нашим пониманием, тайнами глубин запредельных, – стоит приглядеться, прислушаться, заглянуть в укрытия, куда они запрятались от неверия и насмешек.

Если существует метафизика, учение о сверхопытном и сверхчувственном, существует и метапроза в таинствах и простоте запредельного.

Метапоэзия.

Слово. Звук. Жест и цвет.

Сказано – не доказано: раз в сотню лет является на небе мечтательная звезда‚ сошедшая с орбиты. Вводит в затруднения кормчих‚ путает карты с исчислениями, с путей совращая, отчего корабли сбиваются с курса‚ бьются о рифы‚ уходят под воду на погребение.