День отличника

— Что это вы такое мне говорите тут? — взволнованно поднимаюсь я с кресла, — Революция дала нам свободу! Счастье и наслаждение жизнью! До революции российские люди прозябали, их уровень жизни был оскорбительно низок!

— А как же одежда из кожи турецких животных? — удивляется женщина, — Она же была лучше рыбной!

— Вы искажаете исторические факты! — я стоек и принципиален, — Погодите, погодите…

Я роюсь в бумагах на столе.

— Вот! — торжественно поднимаю я перепечатку из журнала The Times, — Смотрите, как описывали честные западные журналисты стабилинистские авиалинии в две тысячи седьмом году.

Читаю:

«Самолеты советских времен марки „Туполев“, которые летают над российскими и китайскими просторами, вселяют страх еще до взлета. Уже в демонстрации мер безопасности, во время которой пассажиров призывают пользоваться „канатами аварийного покидания“ при возникновении чрезвычайной ситуации, есть нечто дезорганизующее.

Бортовые инженеры ходят с гаечными ключами туда-сюда по проходам, в рамках предполетной проверки приколачивая панельную обшивку на место.

После того как самолет поднимается в воздух, бортинженеры исчезают в туалетах, зачастую со степенными стюардессами, и на протяжении остальной части полета из-под дверей валит сигаретный дым. Тем временем пассажиры начинают пересаживаться и устраиваться поудобнее, чтобы спрятаться от морозного воздуха, просачивающегося сквозь дыры в плохо подогнанных запасных люках.

Неубывающая череда алкогольных напитков, которые носят в кабину, всегда вызывает беспокойство, но, по крайней мере, помогает объяснить неожиданные рывки самолета. У „Туполева“ нет автоматического поддержания скорости, и время от времени нога пилота давит чуть сильнее, и пассажиры оказываются вдавленными в свои кресла от перегрузки.»

Зачитав статью, торжествующе смотрю на женщину.

— Но теперь-то вообще нет никаких авиалиний… — тихо говорит она, — И никаких самолетов… разве что для батареек…

— Потому что лучше не иметь вообще никаких самолетов, — строго ответствую я, бросая бумау на стол, — Чем иметь такие, как описанные в этом журнале!

Взволнованно прохожусь по кабинету.

— Да что там самолеты! В обществе царила атмосфера страха и недоверия! В любой момент вас могли схватить и бросить в подвалы Лубянки! Услать в Краснокаменск! А то и просто — застрелить в темном подъезде из пистолета марки ТТ.

Женщина слушает меня с интересом.

— По улицам Москвы бродили медведи и пьяные бандиты, — рассказывал я, — Человека могли убить за бутылку водки! А межнациональные отношения? Погромы, сожженные магазины, социальная разобщенность и ненависть! И все это не чьи-то там выдумки, а документальная правда, зафиксированная в материалах библиотеки Инопресса! Пойдите туда, почитайте! Это на сорок восьмом.

— Инопресса… — говорит вдруг Марина мечтательно.

— И по дороге на сорок восьмой, — продолжаю я, — Вас никто не изнасилует в лифте.

— А либеры? — улыбается женщина.

— Это была спланированная провокация, — немедленно отвечаю я, — У нас тут вообще никаких либеров не бывает. За этим следят боевые грузины.

— Что же это у вас за демократия-то такая, — с сомнением говорит мне Марина, — Что ее надо защищать с боевыми грузинами?

— Почему надо? — удивляюсь Марине я, — Ничего не надо. Просто грузинам так хочется. Мы же живем в свободной стране.

— Грузины странные… — бормочет женщина в рыбном, — То они порождают Сталина с Берией… а теперь защищают русскую демократию…

— Сталин не был грузином! — возмущенно говорю я, — Вы что сюда пришли, проводить стабилинистскую пропаганду? Так вы не по адресу. Я — помощник министра свободы слова! И я хочу стать правозащитником! Меня вашей дешевой ложью не купишь!

— Не купишь… — снова мечтательно говорит мне Марина, — Как же давно это было… Осетия… митинги… Невзлин…

— Либерал-лейтенант Невзлин? — удивленно спрашиваю я, — Вы его знаете?