Полковник сидел, окаменев, и думал отчего-то, что не зря Абрикосов евреев терпеть не может. Этот вот синий с его горбатым носом очень как раз похож на наглого цадика. «За что? — думал полковник. — Ведь все у мальчика было, ни в чем ему не отказывали. Значит, не зря парень вечно сидел с этим синим до лиловости нахалом. Значит, он решил, что попугай не хуже магнитофона. Если нужно, значит, на родного отца и на дядю досье подобрать». Первым движением полковника было — быстро сесть в машину и рвануть на дачу, а там выдрать Тимона так, чтобы на всю жизнь забыл играть в Павлики-Морозовы. Потом сдержался: на даче, кроме жены и Тимона, были еще и младшие, Зарик и Горик. Горацию только одиннадцатый год, нельзя его травмировать… Окончательно убитый полковник повторил проклятую фразу из Пушкина, и попугай послушно воспроизвел беседу от двадцать пятого марта, которая оказалась еще хуже прежней, тут уж просто Игорь и Георгий делили места в правительстве, и, что всего ужаснее, он, Игорь, что-то брякнул неуважительное про Павла Романова, а он его тогда еще и не видал! Чудовищное творение сына было обоюдоострым, оно могло разить в любом случае: и в том, если монархии не будет, и в том, если она будет! В случае, если власть после смерти косноязычного премьера захватит камарилья Заобского, — хотя Георгий и обещал, что тот от инфаркта очень скоро здоровье потеряет, — а с ним, значит, всплывет и ненавистный танковый маршал, тогда ему, Игорю, каюк, а Тимон выйдет сухим из воды. Если же — более чем вероятно — монархия будет, то и тут Тимочка папу ох как может прижать, мало ли чего наговорено в доме за последние месяцы… Убить проклятую птицу…
И вдруг в душе полковника настал покой. Даже гордость некая появилась за сына. Вот она, смена! Если будет у нас теперь законная социалистическая монархия, может быть, во всем теперь нужна будет как раз династийность? Как, в конце концов, должен был поступить настоящий пионер, — Тимон уже комсомолец, но неважно, — если его отец и дядя вступают в подобный сговор? Именно так! Пусть ему, еще мальчику, и непонятно, что монархия есть естественное развитие и продолжение социалистического строя, одновременно венец его и краеугольный камень. Он это еще только через несколько лет поймет. Но работает-то, сволочонок, как чисто! Мастерство записи какое! Тонкость дрессировки! Последнее, конечно, от деда взял мальчонка, ну, самое лучшее из наследственности по отцу, да и по матери! Все четверо сыновей всегда огорчали полковника своей скрытностью — и вот только теперь оценил он эту свою собственную наследную черту, очень, конечно, положительную. Чем-то еще остальные сынишки порадуют…
Полковник больше не психовал. Он сунул Пушише овсяное печенье из дедовых запасов и быстро прошел к себе в кабинет: искать запрятанную в самый дальний ящик секретера Елену Молоховец, полное издание 1904 года с факсимильным автографом автора; искать трехтомного «Повара-практика» Эскофье, издание 1911 года, другие подобные книги, особенно кое-что на армянском — все это он берег от попугаев как зеницу ока. Вообще у него была очень недурная кулинарная библиотека. И расширить ее в ближайшее время тоже нужно постараться. Он, Игорь Аракелян, не пропадет. У него все-таки есть талант. Неизвестно, как там у других, а у него — есть. Пусть у кого такая еще долма получится, это мы поглядим, понюхаем, идиоты могут даже дегустацию провести.
Кстати, Зарик великолепно жарит бастурму на открытом воздухе!
8
Муху из стакана выкинешь, а с женой — что делать…
Очень отчетливые такие насекомые, крупные, как чернослив, раньше их тут, кажется, для богатства разводили, а теперь они уже сами. Одно приятно в профессии, что ни в котором облике они тебя не кусают. Чуют.
По ассоциации вспомнил Рампаль свой царственно-дезинфекторский облик, в который был введен неведомыми до того дня серьезной западной науке сибирскими пельменями. На досуге, а в последнее время у оборотня было оного немало, он об этих пельменях статью для служебного журнальчика написал; журнальчик этот на двадцати пишущих машинках распечатывал ушедший на пенсию множественный оборотень Порфириос, — то ли питал старик отвращение к любому современному множественному средству, то ли искал способа занять свои очень множественные руки. Выходило по науке так, что в случае необходимого мгновенного постарения без выхода из принятого образа пельмени эти, фабричного производства, с начинкой из мяса неопределимого происхождения, чуть ли не вдвое превосходили эффективностью столь дефицитную сушеную левую заднюю лапку суринамской пипы, обработанную креозотом и слюной пантеры. Ради этой пипы сколько средств у налогоплательщиков американское правительство повыгребало, а пельмени в Свердловске — на каждом углу, и какие эффективные! Экономный француз не сомневался, что его научная работа будет положительно оценена начальством. Эх, кабы чем заменить и морского ежа!