День пламенеет

— Слушай, малютка, даже если ты стоила тридцать миллионов, ты — самая дешевая и самая необходимая вещь, какую я когда-либо в жизни себе позволил. — А потом он прибавил: — Да, об одном я жалею, и жалею здорово. Мне бы хотелось еще раз заново завоевать тебя. Мне бы хотелось пробираться по Пиедмонтским холмам, разыскивая тебя, в первый раз войти в твою комнату в Беркли. О чем говорить! Мне ужасно жаль, что я не могу обнять тебя снова, как в тот раз, когда ты опустила голову на мою грудь и плакала под дождем и ветром.

Глава XXVII

Как-то, в начале апреля, Диди сидела в покойном кресле на веранде и шила крохотные платьица, а Пламенный читал ей вслух. Было после полудня, и яркое солнце заливало обновленную зелень. По оросительным каналам на огороде бежали ручейки, и Пламенный то и дело прерывал чтение, вставал и регулировал течение воды. А не то, поддразнивая, он рассматривал маленькие платья, над которыми работала Диди, а она сияла от счастья, хотя по временам, когда его нежное подшучивание становилось слишком настойчивым, краснела, смущалась или принимала обиженный вид.

С веранды, где они сидели, открывался широкий вид. Перед ними, как изогнутый клинок турецкой сабли, расстилалась Лунная долина, усеянная фермами с пастбищами, полями и виноградниками. Дальше высился холмистый склон долины, — каждую ее складку и морщину хорошо знали Диди и Пламенный, — а там, куда ударяли отвесные лучи солнца, пылало, как драгоценный камень, белое жерло заброшенного рудника. На переднем плане, за оградой подле житницы, стояла Мэб, трогательно ухаживая за своим весенним жеребенком, который, покачиваясь на слабых ногах, топтался около нее. Воздух был напоен жарой; день стоял горячий и ленивый. С поросшего кустарником склона холма за домом доносилось посвистывание перепелок, созывавших своих птенцов. Слышалось нежное воркование голубей, а из зеленых глубин большого каньона тянулась рыдающая нота одинокого голубя. Один раз среди копошившихся кур поднялась тревога, и все они бросились под прикрытие, когда ястреб, паривший высоко в синеве, отбросил тень на землю.

Быть может, это и пробудило старые охотничьи воспоминания в Волке. Как бы то ни было, но Диди и Пламенный обратили внимание на какое-то волнение за оградой и увидели картину, заставившую вспомнить жуткую трагедию тех дней, когда мир был молод. С бархатными лапами, стремительный и молчаливый, как призрак, скользя и припадая к земле, волкодав, который был, в сущности, просто прирученным волком, подкрадывался к лакомому кусочку — молодой жизни, так недавно произведенной на свет Мэб. А в кобыле тоже пробудились ее древние инстинкты, и она кружилась между жеребенком и этим волкодавом, которого боялись все ее предки. Один раз она повернулась и попробовала лягнуть его, но чаще старалась ударить его передними копытами либо кидалась на него, прижав уши, с открытой пастью, стараясь схватить зубами его за спину. А волкодав, тоже с прижатыми ушами, припадая к земле, мягко увертывался и подступал к жеребенку с другой стороны, снова вызывая тревогу кобылы. Тогда Пламенный, побуждаемый беспокойством Диди, тихо, но угрожающе крикнул; волк, осев и съежившись всем телом в знак своей верности человеку, скрылся за житницей.

Несколько минут спустя Пламенный, оторвавшись от чтения, чтобы переменить направление воды в оросительных каналах, увидел, что вода перестала течь. Он взял на плечо кирку и лопату, достал из мастерской молоток и коловорот и вернулся на веранду к Диди.

— Мне придется пойти вниз и откопать трубу, — сказал он ей. — Это — оползень, который угрожал всю зиму. Наверняка он сейчас спустился… Не читай дальше без меня, — предупредил он; затем обошел вокруг дома и стал спускаться по тропинке, ведущей вниз по склону каньона.

На полпути он наткнулся на оползень. Дело оказалось пустячным — всего несколько тонн земли и раскрошившейся скалы, — но, упав с высоты пятидесяти футов, земля ударила по водопроводной трубе с достаточной силой, чтобы разбить ее как раз у стыка. Прежде чем приступить к работе, он поднял глаза, чтобы проследить путь обвала, а у него был глаз опытного рудокопа. И то, что он увидел, сразу заставило его глаза расшириться и на секунду впиться в одну точку.

— Так! — воскликнул он. — Ну, посмотрим.

Затем его взгляд охватил крутую, неровную поверхность. Там и сям росли маленькие изогнутые манзаниты, но в общем, если не считать травы, эта часть каньона была обнажена. Поверхностный слой часто здесь менялся, так как дожди сносили сюда сверху размытый чернозем.

— Да ведь это — жила, или я ничего в этом деле не понимаю, — тихо выговорил он.