День победы

Тарас Беркут старался отбирать людей, которыми ему предстояло командовать, но был ограничен в правах и возможностях. В руках бывшего командира группы армейского спецназа, больше привыкших к автомату или рукояти боевого ножа, побывали сотни личных дел или что-то похожее на них. И многих из тех, кто сейчас строем стоял на плацу, Беркут не хотел бы видеть здесь, но, к сожалению, людей требовалось больше, чем было достойных кандидатов. Бывшие солдаты и офицеры, не забывшие присягу даже в плену, должны были составить костяк первого подразделения полиции, но их было немного. Гораздо больше - каких-то мутных людей, по-военному коротко стриженых, но сверкавших совсем не военными наколками на пальцах и запястьях, а о том, какой иконостас скрывается под новеньким, еще не обношенным камуфляжем, оставалось только гадать. Эта публика даже не пыталась сделать вид, что стоит по стойке смирно.

- Я - майор Беркут, ваш новый командир, до самого окончания контракта, или до вашей гибели в бою! Нам предстоит много дел, и для того, чтобы понять, кто чего стоит, чтобы научиться доверять друг другу, все вы пройдете тренировочный курс под руководством инструкторов, раньше служивших в спецподразделениях армии или МВД! Каждый из вас продемонстрирует свои навыки, а потом я решу, место ли вам в этом строю! Тем же, кто покажется мне достойным, придется трудиться и впредь до седьмого пота, придется воевать, стрелять в своих бывших сослуживцев, всех, кто хочет зажечь на теле России пламя гражданской войны! С ними мы будем бороться жестко и беспощадно! Нашему дому нужен мир и стабильность, и я сделаю все, чтобы так и было!

- Начальник, хватит трепаться, - вдруг раздался из строя насмешливый голос. - Все и так в курсе! Лучше скажи, когда волыны получим! А уж там сами разберемся!

- Кто сказал?! Выйти из строя!!!

От грозного рыка Беркута те, кто стоял ближе к полковнику, невольно вздрогнули. И изнутри, из глубины строя, на открытое пространство тщательно подметенного плаца вышел жилистый высокий мужик выглядевший лет на сорок, но явно на самом деле намного более молодой. Просто жизнь к нему была слишком сурова, о чем говорили синие "перстни", наколотые на узловатых пальцах, и железные зубы, наполовину сменившие данные ему когда-то природой.

- Ну, я сказал, - с ленцой произнес татуированный, на котором форма, пока еще безо всяких знаков различия, сидела неуклюже, как платье с чужого плеча. - Хватит нас строить, майор, тут не пацаны все уже! Тут не армия, не казарма, мы работаем - нам платят, все дела! Так что ты дело говори, а не про матушку-Россию!

Он встал перед майором, в нескольких шагах, с вызовом взглянув на офицера. Камуфлированный китель был распахнут, обнажая грудь, покрытую вязью татуировок - куполами, ангелами, какими-то надписями, ничего не имевшими общего с привычными Беркуту "ВДВ", "ДМБ" и прочими, хоть и не приветствовавшимися в настоящем спецназе, но вполне традиционными. Из-под закатанных совсем не по уставу рукавов тоже виднелись потускневшие от времени синие разводы наколок.

- Упор лежа принять, - сквозь зубы, негромко, но веско, произнес полковник, выдержав надменный взгляд татуированного и в ответ придавив его своим взглядом, ощущавшимся физически. - Десять отжиманий!

- Пошел ты, начальник! Что, пацана нашел?

- Двадцать отжиманий!

- Ты что, краев не видишь?!

Татуированный дернулся навстречу майору, но тот был быстрее - и злее. Короткое движение левой руки, кулак впечатывается в солнечное сплетение, и покрытый уголовными наколками "боец" сгибается пополам, хрипя и матерясь.

- Тридцать отжиманий!

Татуированный снова метнулся вперед, и меж пальцев правой руки его сверкнуло лезвие самодельной финки, укрытой прежде под одеждой. Тарас беркут легко ушел от удара, поймал руку в замок, надавил, повернул - и нож со звоном упал под ноги, а противник майора по инерции улетел на несколько шагов дальше, не удержав равновесия и упав на колени. А майор уже не церемонился. Носок тяжелого ботинка впечатался в живот татуированного, затем - по ребрам, по почкам, снова по ребрам.

Рота, две сотни крепких, здоровых мужчин, молча наблюдали, как их командир методично, словно отрабатывая приемы на тренировке, избивает одного из них, валяя его по плацу, словно куклу. Очередной удар пришелся по лицу татуированного, и на бетон посыпались железные зубы, брызнула кровь.

Уголовник, впервые встретивший такого противника, растянулся на плацу, уткнувшись залитым слезами и кровью лицом в грязный бетон, постанывая и даже не делая попыток подняться на ноги. А Беркут, услышавший ропот в глубине строя, вновь смотрел на своих бойцов, произнеся громко и отчетливо: