День полнолуния

У человека оказалось темное от загара маленькое иссохшееся лицо, выбритая голова под низко надвинутой шапкой, внимательные голубые глаза, прятавшиеся в паутине резких морщин, мозолистые, огрубевшие от работы руки. Лицо было сильным, властным — крупный нос, глубокие складки морщин, сбегавшие от него к узкому длинному рту, большой, высокий, пересеченный морщинами лоб, выдающийся вперед массивный подбородок. Самыми же удивительными были, конечно, его глаза — не слишком большие, чуть раскосые, но проницательные, глядящие как будто прямо в душу. Обосновавшись в машине, незнакомец коротко поклонился сидевшим и произнес с улыбкой:

— Доброго пути, странники!

— Здорово, дедуля! — отозвался Миша. — Ты местный? Не подскажешь, до монастыря, ну где Настоятель живет, далеко еще?

— Близко, через полчаса на месте будем, — заверил старик. — А на что вам туда? Туристы?

— Ну эт как сказать, — протянул Миша. — Вот приятель мой, — он кивнул на Тагильцева. — Дело имеет к Настоятелю монастыря. А я типа так, сопровождающий. Бодигард, ха-ха-ха.

— Да, мне нужно увидеться с ламой, — подтвердил Александр. — У меня к нему… дело. Очень большая просьба, одним словом.

«Просьба, значит», — отметил про себя Миша.

Незнакомец смерил Тагильцева внимательным взглядом.

— К Настоятелю многие приходят, кто с горем, кто с радостью, кто с вопросами… Только ведь лама, он ответов не дает, все ответы — внутри самого тебя. лама лишь помогает их увидеть.

— А вот скажите! — приступил к нему Михаил. — А правда, что этот самый лама может излечить человека от самой страшной болезни? Даже на расстоянии? Вот я слышал про одного там мужика, которого врачи буквально приговорили, а Настоятель типа возложил на него руки, четками пощелкал, пошептал чего-то — и все, тот живет себе, поживает до сих пор, и анализы у него прекрасные. Бывает такое?

— Бывает, — покивал старик. — Только ведь тут какое дело. Чтобы помочь неизлечимо больному, лама должен найти его душу, которая связана с телом больного лишь тонкой нитью. Но душа может и не захотеть пойти с ним обратно в мир людей…

— Почему? — резко спросил Тагильцев.

— Почему… — развел руками путник. — Кто-то не хочет возвращаться к земным страданиям, а кого-то и духи не отпускают… Если на человеке лежит тяжкий грех, низшие духи могут не захотеть с ним расстаться. Ведь ему назначены тяжкие страдания во искупление вины.

— То есть гарантии никакой, я правильно понимаю? — влез Миша.

А про себя подумал: «Ага, хорошо они тут устроились. Ты, типа, главное, верь, тащись к ним за помощью, башляй еще наверняка, а получится или нет — как духи решат».

— Гарантий никаких, только вера, — кивнул дед.

— Ну ясно, — фыркнул Миша.

— А вы… Откуда вы так хорошо все это знаете? — спросил Александр. — Вы живете при монастыре? Общаетесь с ламой?

— Общаюсь, — лукаво улыбнулся старичок. — Каждый день общаюсь вот уже шестьдесят восемь лет.

Тагильцев и Грушин смотрели на него, не понимая, и незнакомец, рассмеявшись, объяснил:

— Неужели не узнал? — обернулся он к Мише. — Мы с тобой, кажется, были знакомы.

Тот захлопал глазами, помял пятерней рыжую бороду, недоверчиво вглядываясь в старика, затем протянул:

— Точно! Вы — лама Санакуш. Слушайте, неудобно как получилось. Но я ведь в прошлый раз видел вас во всяких этих ритуальных тряпках… Я и не подозревал, что вы вот так… за травами ходите… А вы меня помните?

— Помню, — подтвердил Настоятель. — Не было у тебя в душе веры в то, что ты видел. Но вот — вернулся, а значит, все же запало что-то в сердце.

— Да, честно говоря… — замялся Миша. — Я вернулся вот из-за него, — он кивнул на Тагильцева. — Сам-то я, уж вы извините, во всю эту тряхому… пардон, метафизику, не очень верю.

— А это не важно, — покачал головой старик. — Все разными путями приходят к истине, но, если человеку предназначено ее познать, он познает в свой срок. Ведь и я не всю жизнь был ламой Санакушем, а был когда-то обыкновенным ленинградским студентом Семеном.

— Правда? — изумился Миша. — А как же так получилось?

— А разве ламой может стать любой? — нахмурился Александр. — Обычный человек вроде меня?

Кажется, адвокат-то разочаровался, отметил про себя Миша. Думал, наверное, что увидит духа какого-нибудь, высшее существо. А тут гляди-ка — обыкновенный студент-недоучка.

— Не любой, — покачал головой Санакуш. — Ламой становится лишь тот, в кого перешла душа предыдущего ламы. Это своеобразный дар, милость… или тяжелый груз ответственности, смотря как к этому относиться. Лама умеет видеть духов и общаться с ними, понимает язык животных, лечит без помощи лекарств… Все это было во мне с рождения, но я не умел понимать свой дар. А некоторых его проявлений даже боялся.

— Так как же так? — встрял Михаил. — Если вы жили в Ленинграде, комсомольцем, наверно, были, институт окончили, все дела. И вдруг — хренак! — в один прекрасный день осознали, что вы, извиняюсь, видите духов? А вы накануне ничего не употребляли?

Санакуш тихо рассмеялся.