— Мой дед происходил из этих мест, — объяснил он. — Его предки много лет жили в этих краях, при монастыре. Но в тридцатые годы сюда добралась советская власть, монастырь разрушили, деда расстреляли, а семью перегнали в Казахстан. Никто из родственников не рассказывал мне о моем предназначении — боялись. И я не понимал, отчего могу видеть и слышать то, что не дано другим, думал даже, что у меня с головой не все в порядке, — он тихо рассмеялся. — Но дар сам ведет человека, и я, студент Ленинградского историко-архивного института, попал сюда вместе с учебной экспедицией. Я шел по этим местам и изумлялся — каждый склон, каждый камень здесь был мне знаком и дорог, словно я видел их не раз. А когда наша партия достигла горного поселения, мы обнаружили остатки древнего монастыря. В незапамятные времена он был построен внутри скалы, потом же от него осталось лишь несколько пещер и множество запутанных полузасыпанных камнями коридоров. Откуда-то из развалин навстречу мне вышли три монаха и сказали: «Здравствуй, Санакуш, мы давно тебя ждем».
Миша едва сдержался, чтобы снова не фыркнуть скептически. Вот ведь излагает, а? Мол, слушайте-слушайте, гости дорогие, как я, простой студент, нашел тут свое предназначение. Вы только верьте, и на вас сразу просветление снизойдет.
Лама тем временем замолчал, мягко улыбаясь, и, кажется, погрузился в воспоминания.
За окнами машины показались хлипкие строения, автомобиль въезжал в расположенную вокруг монастыря деревушку. Грушин объяснил Александру, что здесь живут и местные, и многочисленные туристы, приехавшие поглазеть на чудо-ламу, и какие-то сумасшедшие хиппи, забредшие с горы в поисках смысла бытия, а также местных наркотических отваров.
Впереди показались очертания самого монастыря. Сейчас, в клубах вечернего, окрашенного закатными лучами солнца, тумана его трудно было рассмотреть. Виднелись лишь лепившиеся прямо к скале деревянные надстройки, открытые дощатые переходы, крыши с загибающимися вверх краями, тусклая позолота и оранжево-красная роспись.
Дома жителей располагались гораздо ниже, у подножия горы. Самодельные, неказистые домики — деревянные, крытые сухой соломой. Небольшие дворы, огороды, развешанное на веревках белье — все это поселение можно было принять за обыкновенную деревушку в средней полосе России.
— Приехали! — улыбнулся Настоятель. — Здесь я вас оставлю, друзья, располагайтесь. Завтра же, на закате, — обернулся он к Александру, — жду тебя. Расскажешь мне все.
Он открыл дверцу и выпрыгнул из машины на землю так легко, словно и не был стариком. Александр видел, как почтительно расступаются и склоняются перед ним редкие прохожие.
Устроились они в деревянном доме с островерхой крышей у приветливой алтайки по имени Кара. В комнату, выделенную им хозяйкой, тут же заглянул быстроглазый мальчишка лет пяти. Миша поманил его пальцем.
— Иди сюда, дитя природы. Смотри, че покажу.
Он оттянул пальцами нижние веки, высунул язык и скорчил страшную рожу. Вкупе со всклокоченной рыжей бородой зрелище получилось и в самом деле жуткое. Мальчишка истошно заорал и бросился наутек. Миша раздосадованно цыкнул зубом:
— Ну вот, наладил, блин, контакты с местным населением.
Впрочем, уныние его длилось недолго. Уже через пару часов он свел знакомство с квартировавшими в соседнем жилище студентами Екатеринбургского университета, заехавшими сюда в поисках экзотики, и чуть ли не до утра распивал с ними запасы виски Тагильцева.
К вечеру следующего дня Миша и Тагильцев пришли к монастырю. Александр хотел было отправиться один, но Грушин увязался за ним, сказав:
— А чой-то я должен пропускать самое интересное? Бухнуть я и в Москве успею.
Монастырь, казалось, вырастал из самой скалы. С помощью какой-то сложной системы балок, перекрытий и галереек деревянные стены лепились к отвесной скале. С виду само строение выглядело маленьким: очевидно. большая часть помещений находилась в самом камне, в выдолбленных в горе сотни лет назад коридорах и переходах.
Двигаясь друг за другом, они долго поднимались вверх по деревянным ступеням, проходили по открытым галереям, с которых вниз открывался такой вид, что захватывало дух. Вечерние горы стояли в полусне, тихие и всезнающие. Далеко внизу отсвечивала багровым под закатным солнцем полоса реки. Воздух был холоден и свеж. Таинственные сумерки обволакивали, опускались на горы мягко, клонили ко сну все живое, усыпляя разум. Михаил постарался сосредоточиться на дороге.
Наконец подъем был позади, и они оказались у расписанных узорами ворот монастыря.
На входе их встретил молчаливый бритоголовый парень в оранжевой хламиде.
— Здравствуйте, — поздоровался Александр. — Моя фамилия Тагильцев… — Он сбился, видимо, вспомнив, что не называл Санакушу своей фамилии. — Настоятель пригласил меня прийти к нему сегодня на закате.
Монах утвердительно кивнул и шагнул в сторону, пропуская мужчин внутрь здания.