День поминовения

Энтони уже бежал вверх по лестнице. Услышав за собой шаги, он обернулся, и на лице его вспыхнула улыбка – его преследовал старший инспектор Кемп.

– Тоже не выдержали? Бедняга Рейс, ему за всех отдуваться!

– В таких делах он большой мастер. Чего не могу сказать о себе, – пробурчал Кемп.

Они поднялись на второй этаж и уже ступили на лестничный пролет, ведущий на третий этаж, но тут Энтони услышал легкий звук шагов – сверху кто-то спускался. Он затащил Кемпа в туалетную комнату – тут же, на лестничной площадке.

Кто-то прошел мимо них вниз по лестнице.

Энтони выскочил из туалета и побежал наверх. Он знал, что у Айрис маленькая комната в тылу дома. Тихонько постучал в дверь.

– Айрис!

Ответа не последовало. Браун еще раз постучал, еще раз окликнул девушку. Потом взялся за ручку – заперто.

Тогда он стукнул в дверь более решительно.

– Айрис! Айрис!

Подождав секунду-другую и не получив ответа, Энтони посмотрел вниз. Под ногами у него был старомодный шерстяной коврик – такие подкладывают перед дверью снаружи, чтобы избежать сквозняков. Коврик плотно прилегал к двери, и Энтони отшвырнул его ногой. Щель под дверью оказалась достаточно широкой – видимо, когда-то нижнюю часть двери подрезали, чтобы легче было положить ковер поверх паркета.

Он глянул в замочную скважину, ничего не увидел, но вдруг поднял голову и повел ноздрями. Потом лег на пол и прижал нос к дверной щели. Тут же вскочил на ноги и закричал:

– Кемп!

Но старший инспектор не отозвался. Энтони кликнул его снова.

На его зов, однако, прибежал полковник Рейс. Не дав раскрыть ему рта, Энтони живо объяснил:

– Газ! Пахнет газом! Придется ломать дверь!

Рейс был мужчиной крупным. Разделаться с препятствием для них не составило большого труда. Треск, скрежет – и замок был выломан.

Они отшатнулись, но Рейс тут же распорядился:

– Она у камина. Я вбегаю и открываю окно, а вы – к ней.

Айрис Марль лежала возле газового камина, рот и нос – на газовой горелке, а краник повернут до отказа.

Еще через минуту, задыхаясь и кашляя, Энтони и Рейс положили потерявшую сознание девушку на лестничную площадку и распахнули ближайшее окно.

Энтони метнулся вниз, и Рейс крикнул ему вслед:

– Не беспокойтесь, она сейчас придет в себя. Мы поспели вовремя.

В прихожей Энтони лихорадочно набрал номер телефона и стал говорить в трубку, а за его спиной кудахтала Лусилла Дрейк. Наконец он повесил трубку и произнес с облегчением:

– Дозвонился. Он живет тут же, на площади. Будет через пару минут.

– Объясните, что случилось! – взвыла Лусилла. – Айрис заболела?

– Она была в своей комнате, – объяснил Энтони. – За запертой дверью. Голова в газовом камине, газ включен на полную мощность.

– Айрис? – пронзительно вскрикнула госпожа Дрейк. – Айрис совершила самоубийство? Не может быть! Не верю!

На лице Энтони появилась привычная ухмылка.

– Правильно делаете, что не верите, – сказал он. – Она жива.

Глава 14

– Тони, пожалуйста, можешь мне все рассказать?

Айрис лежала на софе, а отважное ноябрьское солнце за окнами дома Литтл-Прайорз давало прощальную гастроль.

Энтони посмотрел на сидевшего на подоконнике полковника Рейса и добродушно усмехнулся:

– Не буду скрывать, Айрис, я давно ждал этой минуты. Ведь, хоть лопни, охота кому-то рассказать, каким я оказался проницательным. Так что на скромность в моем рассказе можешь не рассчитывать. Это будет бессовестное самовосхваление с паузами на то, чтобы ты имела возможность воскликнуть: «Ах, Тони, какой ты умный!», или «Тони, как чудесно!», или что-то в этом духе. Итак – представление начинается. Поехали!

В целом все выглядело достаточно просто. То есть причинно-следственная связь просматривалась со всей очевидностью. Смерть Розмари, которую признали самоубийством, таковым не была. Джордж что-то заподозрил, начал свое расследование, видимо, подобрался к истине и готов был сорвать маску с убийцы – и тут убили его самого. Последовательность событий, если так можно выразиться, вполне понятна.

Но сразу возникают явные противоречия. Например: а – отравить Джорджа не могли, б – Джордж был отравлен. Далее: а – к бокалу Джорджа никто не прикасался, б – в бокал Джорджа подсыпали яд.

На самом деле из поля моего зрения выпала одна важная вещь – притяжательный падеж, и как им пользоваться. Чей, чья! Например, Джорджево ухо. Это, бесспорно, ухо Джорджа, потому что оно – часть его головы, его не удалить без хирургического вмешательства. Теперь возьмем Джорджевы часы – те, что он носил на руке. Тут уже возможен вопрос: а чьи это часы? Его или он их у кого-то одолжил? У нас на повестке дня Джорджев бокал или, допустим, Джорджева чашка чая – получается, что мое определение весьма туманно. Я лишь хочу сказать, что говорю о бокале или чашке, из которой Джордж недавно пил, но этот бокал и чашка ничем не отличаются от других точно таких же чашек и бокалов.