День помощи (СИ)

Палуба под ногами офицеров чуть заметно вибрировала, и виной тому были отнюдь не волны. Просто где-то в недрах громадного, уступавшего только авианосцам – и то не всем из них – крейсера быстрые нейтроны неустанно дробили, разбивая на элементарные частицы, атомы урана, высвобождая ту самую энергию, что лежит в основе этой вселенной, энергию, без которой немыслимо само существование нашего странного и такого несовершенного мира.

– Я знаю не больше вашего, товарищ капитан третьего ранга, – покачал головой Еремин. – Несомненно одно – мы направляемся наперехват американской эскадры, и я даже не хочу загадывать, что будет, когда мы сблизимся с ними хотя бы на сотню миль.

Действительно, соединение, словно подстегнутое командой с далекой суши, разом выполняло маневр, ложась на новый курс. Следовавший в центре ордера разведывательный корабль "Урал", тоже атомоход, тоже уникальный, более того, единственный в своем роде, не нес тяжелого вооружения, но его радиоэлектронные системы были подчас опаснее любых ракет. "Петр Великий" держался по правому борту от него, а левый фланг прикрывал большой противолодочный корабль "Адмирал Чабаненко", выполнявший свои прямые обязанности, то, ради чего живет эскортный корабль, и составлявший вместе с остальными судами мощный ударный кулак. Кулак, способный, если потребуется, больно врезаться в скулу надменных янки.

"Петр Великий" был способен развивать скорость до тридцати одного узла, и, не сбавляя ее, преодолеть так несколько тысяч миль. Но сейчас ракетный крейсер шел лишь на восемнадцати узлах, подстраиваясь под одного из своих спутников – "Адмирала Чабаненко", энергетическая установка которого питалась банальным соляром.

– Не думаю, что нам предстоит бой, – с сомнение, не испытывая достаточной уверенности в своих словах, произнес Еремин, обращаясь к своему подчиненному. – Просто кто-то в Кремле хочет показать всем, что наш флот еще существует.

Не один только "Петр Великий" в эти минуты менял курс, на всех парах устремляясь навстречу армаде американцев, от кораблей которых стало вдруг тесно в Атлантике. Об этом Еремин точно не знал, но догадывался – все же настоящий офицер должен уметь не только выполнять команды, но еще и думать.

– Черт, если схлестнемся с янки, нам придется не сладко, – скривился вахтенный. – Только один авианосец обладает колоссальной мощью, а ведь есть еще и эскорт. Полсотни палубных истребителей – это серьезно!

– Они сломают зубы о нашу оборону, если посмеют атаковать. Пусть только сунутся!

Капитан Еремин верил в свой корабль. Под палубой дремали не только мощные "Граниты", но и зенитные ракеты "Форт-М" и "Кинжал", щерились в небо связками стволов и пусковыми контейнерами ракетно-артиллерийские комплексы "Кортик", разумеется, тоже уникальные и лучшие в мире. А это означало, что воздушный удар обречен на провал. Во всяком случае, зенитных ракет вполне хватит, чтобы сдержать врага и выиграть время для ответного, пусть и предсмертного удара. Хватало неприятных сюрпризов и для противника, решившего бы затаиться на глубине.

– Не знаю, что нам предстоит, – жестко произнес Еремин. – Но будьте готовы ко всему, будьте готовы встретить свою судьбу стоя, а не на коленях. Помните, что вы офицер, и не смейте запятнать позором свой мундир и свою честь. Мы будем драться, если придется, и заставим надолго запомнить себя. А теперь, товарищ капитан третьего ранга, марш на пост! Продолжать несение вахты!

Разумеется, полностью поглощенный службой Виктор Еремин, а равно и контр-адмирал Соломин, командующий оперативным соединением, не могли знать, что их скромные персоны – пускай и опосредованно – вспоминают не абы где, а в Вашингтоне, в известном на весь мир здании Министерства обороны США. Наверное, стань это известно офицерам, они все же ощутили бы некоторое чувство гордости. Хотя, возможно моряки и не придали бы этому значения – хватало иных забот, да и не одного только Соломина вспоминали в эти часы заокеанские полководцы. У них тоже забот было в избытке.

Внимание добрых полутора десятков человек, собравшихся в ситуационном центре Пентагона, было приковано к одному, генерал-майору Джейсону. И тот, принимая столь пристальный интерес, как должное, размеренно и невозмутимо излагал информацию. А этому офицеру было, что сказать.