День после ночи

Два энергичных молодых человека из Палестины ходили за ней по пятам, пылко рассказывая о том, как она могла бы помочь строительству родины. Ее подкупила возможность начать с чистого листа, а пуще того мысль, что она, Леони, кому-то нужна. Но, едва ступив на палубу, Леони поняла, что ввязалась в очередную авантюру. Ее окружали люди, помнившие наизусть слова бесчисленных сионистских песен и, казалось, знавшие карту Палестины как свои пять пальцев. А Леони даже спустя два месяца все еще путалась в географии страны. Правда ли, что Иерусалим находится по другую сторону восточных гор? Действительно ли на севере страны холодно? И неужели на юге еще жарче? Но спросить она стеснялась.

Более-менее ясные представления о пейзаже и жизни Палестины она получила из рассказов Алицы о Хайфе. Леони покосилась на свою – если можно так сказать – подругу, погруженную в статью, где предлагалось выращивать ананасы в долине Изреель.

Алица была старше Леони почти на тридцать лет. Она носила черные ботинки на толстой подошве, носки оливкового цвета и белый халат. Ее круглые щеки были усеяны веснушками, а широкий нос, наверное, вообще не знал, что такое пудра. Она всегда о всех заботилась, но любила при случае поговорить о себе.

Леони легко представляла себе крутые улочки, взбирающиеся на холм – туда, где в квартире с видом на сверкающее море жила Алица со своим мужем по имени Сиг, водителем автобуса. Леони знала, на каком из арабских рынков продается лучший сыр и в каких пекарнях пекут лучший хлеб, потому что главным событием недели для Алицы был субботний завтрак, который она устраивала для бесчисленных кузенов, племянников, племянниц, дядь и теть. Она потчевала их за чугунным столом на крошечном балконе, усаженном цветами.

– Кто у вас был на прошлой неделе? – спросила Леони. – Небось дядя Офер снова с твоим свояком поцапались?

Алица засмеялась:

– Да они по любому поводу цапаются.

– Даже из-за ананасов?

– Чаще из-за политики. В этот раз Офер завопил, что пришло время дать британцам коленом под зад, раз и навсегда. Он теперь их называет оккупантами. Даже кулаком по столу начал колотить. Все кричал, что Пальмах должен дать им «решительный отпор» на севере. Это он про то, что англичане стреляют в беженцев, которые переходят границу через горы.

– Так ведь Офер вроде без ума от всего английского? Даже трубку курит, и чайник у него есть заварной.

Алица опять засмеялась:

– Видно, слишком много я о них болтаю.

– А мне нравится про них слушать. Скажи, Пальмах... он ведь отделился от Хаганы[9]?

– Не отделился. Пальмах – это часть Хаганы. Сначала британцы обучали Пальмах защищать Палестину от немцев, – сказала Алица, – но теперь они ополчились против ишува – палестинских евреев, которые, между прочим, защищают твои интересы. Ну, не только твои, Леони. Не надо краснеть. Я имела в виду всех вас, иммигрантов. Вы – чудесные работники, можешь мне поверить. Мы в Эрец-Исраэль все время друг с другом спорим – и насчет ананасов тоже. Но когда речь заходит о евреях из Европы, которым надо дать возможность сюда приехать, – тут мы все как один. Надо сжечь эту проклятую Белую книгу и добиться, чтобы все, что обещалось Декларацией Бальфура, было выполнено.

Алица никогда прежде не говорила о политике с такой страстью. Леони виновато пожала плечами.

– Я вроде все слова поняла, – сказала она, – но что такое эта «Белая книга»? А Бальфур? Ты прости, что я такая темная...

– Не извиняйся, – перебила ее Алица. – Когда это решалось, ты была ребенком. Подумать только... – Она покачала головой. – Да ты и сейчас ребенок. Тебе нужно знать только одно: в 1917 году английский министр иностранных дел, Бальфур, написал официальное письмо, обещавшее евреям родину в Палестине. А в тридцать девятом англичане это обещание нарушили. Они сочинили другой документ, Белую книгу, и связали еврейскую иммиграцию по рукам и ногам.

Алица сложила газету и сунула ее обратно в карман.

– Если бы они только сдержали слово, сколько бы народу в живых осталось! Просто сердце кровью обливается. В Германии до сих пор остается миллион жертв геноцида. И я слышала, что союзники начинают запирать их в концлагерях. Уму непостижимо! Прав мой дядя: квоты и блокады нас не остановят. А ведь англичане всегда предпочитали арабов евреям. Они действительно антисемиты, хотя бывают, конечно, и исключения. Вроде нашего миляги-командира здесь, в Атлите.

Алица поднялась.

– Ладно, хватит политики. Пойду загляну на кухню, может, апельсином каким разживусь, тогда покажу тебе, как уколы делать. – Она взяла Леони за подбородок и улыбнулась. – Ты и опомниться не успеешь, как замуж выскочишь. Но хорошая профессия никогда не помешает – так, на всякий случай.