День Праха

Сидя за пустым столом, под лампочкой без абажура, Ньеман смотрел, как священник снимает свое облачение. Лицо, внушающее доверие. Мощная фигура регбиста-полузащитника. А главное, всепобеждающая искренность. Веселый взгляд и добродушная улыбка не имели ничего общего с тем дежурным, фальшивым сочувствием, какое обычно демонстрируют вам при случае большинство кюре. Майор же, со своей стороны, решил не говорить ему правды — он не хотел посвящать падре в реальную ситуацию.

— В настоящее время мы расследуем кражу, — объявил он.

— Кражу? В Святом Амвросии? Но там нечего красть! — ответил священник, укладывая свою ризу в подобие нормандского шкафа.

— А фрески?..

— Какие фрески? Те, что на потолке? Да они гроша ломаного не стоят. Их написал какой-то местный мазила и…

— Я имею в виду скрытые фрески. Те, что находились под штукатуркой и грунтовкой.

Священник молча пожал плечами. Сложив епитрахиль, он снял стихарь, и под ним обнаружилась черная майка с логотипом группы «Red Hot Chili Peppers». Стихарь он бережно уложил в тот же шкаф и осторожно прикрыл дверцу. Его мощная мускулатура не сочеталась с пальцами, способными на такие деликатные движения. Наконец он сел у другого конца стола, и Ньеман подумал: «Мы как будто расположились тут для роскошного пира, вот только еду нам забыли подать».

— Не хотел бы вас огорчать, но там нет никаких скрытых фресок.

— А почему вы в этом так уверены?

— Потому что, если бы они там были, мы бы узнали об этом первыми.

— От кого?

— От Посланников и их технической бригады. Наше архиепископство участвует в финансировании реставрации часовни.

Ньеман вынул свой смартфон и нашел отснятые кадры.

— Смотрите.

Козински схватил телефон и нагнулся над ним.

— Господи боже! — шептал он, просматривая кадр за кадром. — Это просто невероятно!

Ньеман, глядевший сейчас на те же снимки в перевернутом виде, констатировал, что так и не свыкся с этими почерневшими ликами, пустыми глазницами и зияющими ртами…

— Вы просветили свод рентгеновскими лучами?

— Да. И ту часть, которая уцелела, и фрагменты другой.

— Но… я думал, что внешний слой обрушился, — воскликнул священник, недоуменно глядя на Ньемана.

— Посланники собрали его по кусочкам. Похоже, они решили сохранить в целости это изображение. Мне кажется, они очень заботятся о сохранности фресок, скрытых под внешним слоем.

— Вот как? Что вы хотите этим сказать?

— Пока не знаю. Но по-моему, они придают им первостепенное значение. Первостепенное, но скрытое от посторонних. Вот почему вы не в курсе происходящего. И вот почему они запретили реставраторам просвечивать их.

Священник скептически поморщился. Он не мог оторвать глаз от изображений, сиявших на экране смартфона.

— Посмотрите на них внимательно, — настойчиво сказал Ньеман, — и объясните мне, о чем они вам говорят. Сейчас я обращаюсь к вам как к специалисту по христианской иконографии.

— Я занимался этим давно, еще в молодости.

— Но я уверен, что ваша память с тех пор не ослабла.

Козински поднес телефон к глазам и долго вглядывался в снимки. Свет аппарата, падавший на лицо священника, превращал его в белую маску, мерцающую, непроницаемую.

— Это библейские сцены, в основном ветхозаветные. Любопытно: подбор сюжетов кажется мне довольно необычным и…

— Это мне уже известно. Но взгляните на два последних изображения. По вашему мнению, какие сюжеты они иллюстрируют?

Священник поводил пальцем по экрану в поисках нужных кадров.

— Ну… я бы сказал… что это Исаак, благословляющий своего сына Иакова.

Лехман уже называл эту сцену из Книги Бытия.

— А другая? Там, где спящая женщина?

Священник задумался. У него увлажнились глаза, но не от волнения, а скорее от миллиардов кристаллов, раздражавших радужную оболочку.

— Это может быть сценой смерти Рахили, но я не уверен.

— А о чем повествует этот эпизод?

— Да мало о чем. Рахиль — одна из жен Иакова. Долгое время была бесплодна, потом, позже, родила двух сыновей, но умерла после рождения второго — Вениамина.

— И это все?

— Да, почти все. «И умерла Рахиль, и погребена на дороге в Ефрафу, то есть в Вифлеем»[80]. Могила Рахили, символизирующая исход из земли Месопотамской, считается святыней.

— А что вы можете сказать о стилистике этих изображений?

— Ну, это довольно… впечатляюще. Многочисленные детали напоминают манеру последних столетий Средневековья, и в то же время…

— В то же время — что?

— Сама манера письма выглядит на удивление современной, а происхождение — довольно сомнительным.

— Вы можете назвать другие фрески подобного рода? Такую же манеру письма? Может, какую-нибудь местную живописную школу?

— Честно говоря, нет. И это самое удивительное. А вы показывали их Посланникам?

— Не счел нужным. По моему мнению, им давно известно о существовании этих фресок. И они тщательно их скрывают.

— Почему?

Ньеман смолчал, поднялся и взял у священника свой смартфон.

— Дайте мне свой электронный адрес, я перешлю вам эти снимки.

Пока Козински записывал ему адрес, майор попросил:

— Подумайте еще. Эти образы явно имеют какое-то особое значение.