В большинстве своем обнаженные или самым невероятным образом одетые, одежды своей они словно не замечали. Казалось, кто-то посторонний натянул на них случайные вещи или они сами нацепили то, что попалось под руку. Одежда их не грела, не соответствовала нормам приличия.
— Ну и что? — обернулся я к Флетчер. — Такое я видел и раньше. Это — спятившие раненые.
— Разве? — усмехнулась она.
— Ну конечно… — Я заговорил, но, взглянув на нее, осекся. — Что-то другое?
— Попробуйте выяснить, попробуйте поговорить с ними.
Я посмотрел на нее как на ненормальную. Поговорить с ними?
— Это совершенно безопасно, — заверила Флетчер.
Я окинул взглядом толкущиеся на площади фигуры. Они двигались без цели, но походка была нормальной.
Я остановил выбор на молодом парне лет шестнадцати, а может, и двадцати пяти — поручиться не могу. Длинные темные волосы свисали ниже плеч, а весь его наряд состоял из старой серой рубашки. У него были большие карие глаза и привлекательная внешность.
Подойдя, я дотронулся до его плеча. Он тут же повернулся с выражением, отдаленно напоминающим ожидание. Его глаза казались бездонными. Юноша недоуменно изучал мое лицо и, видимо не найдя в нем ничего интересного, собрался было уже отвернуться.
— Подожди, — попросил я. Парень снова повернулся ко мне.
— Как тебя зовут?
Он моргнул, уставившись на меня.
— Как твое имя? — повторил я. Его губы дрогнули и зашевелились.
— Мя, мя, мя? — Он безуспешно пытался повторить мои слова и улыбался, прислушиваясь к звукам. — Мя, мя, мя, мя, мя, — бормотал он.
Я положил руки ему на плечи и заглянул в глаза, стараясь установить контакт. Парень отвернулся. Повернув его лицо, я снова заглянул в глаза.
— Нельзя, — твердо сказал я. — Смотри на меня. Он неуверенно заморгал.
— Кто ты? — Баб.
— Габ? Может, Боб?
— Баб, баб, баб… — Он расплылся в счастливой улыбке. — Баб, баб, баб, баб, баб…
— Нет, — сказал я. — Нет.
И снова внимательно посмотрел на него.
— Нет, нет, нет, — отозвался он. — Нет, нет, нет. — И снова: — Баб, баб, баб… Баб, баб, баб…
Я отпустил его, и он пошел прочь, по-прежнему бубня себе под нос. Я повернулся к Флетчер:
— Ну что?
Она одобрительно закивала:
— Продолжайте в том же духе.
На этот раз я выбрал маленькую девочку в одних штанишках. Чем меня смущает одежда этих людей? Девчушка была очень худенькая и физически недоразвитая. Может, это мальчик?
Я заглянул в ее лицо, такое же пустое, как у остальных.
— Кто ты? — спросил я. — Как тебя зовут?
— Меня зовут?.. — сказала она. — Меня зовут?
И моргнула с тем же выражением неуверенности и недоумения, что и парень.
— Правильно. Как тебя зовут?
— Меня зовут… Меня зовут… тетушка Верблюд. Меня пасут, меня несут, меня зовут, меня зовут… — Она весело щебетала и улыбалась мне, приняв условия игры. — Зовут-несут, несут-пасут, пасут-спасут…
Я отпустил ее и выбрался из толпы.
— Я понял. Они — не зомби. С ними можно общаться, но они почти разучились понимать смысл слов, так что это и не спятившие раненые. Значит — промежуточная стадия, правильно?
— Отчасти, — ответила Флетчер.
— Что это? Последствие эпидемий? Мозговая лихорадка?
— Разве после мозговой лихорадки выживают? — насмешливо напомнила она. — Если эго и последствие эпидемий, мы не знаем, какое именно. Видите вон того человека? — Она указала на высокого мускулистого мужчину. — Один из самых талантливых биологов в университете. Когда разразились эпидемии, он зимовал на Южном полюсе и уж точно не мог заразиться. Перед возвращением прошел полный курс прививок. Так что если это и последствие эпидемий, то, скорее, психического характера.
— Как он… попал сюда? — спросил я.
— Изучал их, — тихо ответила Флетчер и махнула рукой в направлении толпящихся на площади людей. — Он собирался выявить особенности их стадного поведения, как, например, у императорских пингвинов. Он провел здесь много времени, жил с ними, кочевал. Но однажды не вернулся. Когда мы переполошились и примчались сюда, то обнаружили его в толпе. Он превратился в одного из них.
Я задумался, но не успел задать следующий вопрос. Флетчер сказала:
— Для нас никакой опасности нет. Требуется провести здесь очень много времени.
— А… — только и выдавил я, не очень-то в этом убежденный.
Тем временем на площади собралось уже несколько сотен особей; я наблюдал за ними, пытаясь понять, почему они так притягивают внимание.
— В них что-то есть. Не могу разобраться, но здесь явно что-то происходит. Достаточно понаблюдать минуту, и видишь, что чем-то они отличаются. Что это? Скажите, кого они напоминают?
— Лучше сами скажите, — отозвалась Флетчер, — что вы видите?
— Вижу розовые тела. Не в этом ли часть разгадки? Они очень легко одеты.
— К лету они разденутся вообще, но дело не в этом. Сан-Франциско видел толпы обнаженных и раньше. На праздновании Дня независимости одежды на демонстрантах было еще меньше.
— Не могу судить. Отец не пускал меня туда.
— И зря. Однако нагота — лишь часть проблемы. Что еще?
— Э-э… Кожа. Когда я прикасался к ним, она показалась скользкой. Недостаточно влажной. Слишком уж гладкой. Словом, другой.