День пропавших детей

Видимо, сработало. Тимофей передумал бежать, но из ступора выходил неохотно. Растерянный, напуганный, обратился к немым слезам. Вздрогнул, когда рука легла ему на плечо. Стас хотел помочь, как-то поддержать, но реакция получилась совершенно неожиданной. Тима прижался к холодной груди, намертво вцепившись в ворот рубашки, и разрыдался.

Доверительная беседа раскрыла мотивы мальчика. Настолько достала того жизнь с гнусной тёткой, что сбежал на ночь глядя. Да не абы куда, а к родителям. Их похоронили в открытой части кладбища, у самых ворот, в то время как крест Стаса укрывали тени берёзовых крон. Единственный живой местный житель не догадался бы о связи ребёнка с траурным супружеским ложем. Не знал фамилии Тимофея.

Выговорившись, Тима, едва сдерживая детскую любознательность, не смотря на страх, стал расспрашивать об очевидном. Врать бессмысленно. Да и не уверен был Стас, что ему уже хватит остатков мозгов, чтоб убедительно лгать. Коротко и по делу поделился, как жил, как живёт. На полный восхищения вопрос: «Правда ничего не чувствуешь?», отвечал убитой улыбкой – самый безнадёжный из возможных ответов.

– И как же, не можешь умереть?

Стас отреагировал смешком, двусмысленным и нервным. На то в голове Тимы промелькнула странная, пугающая мысль, что это он должен быть на его месте. Промелькнула и исчезла. Тимофей хотел быть с родителями, Стас – с братом. Они там, он здесь.

Покойник, рассказывая о Пете, заметно оживился. Описав подробнее и красочнее прочего, ненароком спросил:

– Не знаешь?

Собеседник сочувственно помотал головой.

– Вы сверстники, – уже более отстранённо добавил Стас. – Я год его ищу.

Тима нахмурился.

– Год?.. А хотя ты сказал, что забываешь. Значит, только вспомнил? – Опустил глаза. – Мне жаль.

– Я не забывал.

Парнишка глянул на него, всем своим видом демонстрируя, что Стас уже начинает нести какую-то откровенную несуразицу.

– Потому работаю. Чтобы ездить в город. Искать. А сюда возвращаться. – Стас начал что-то подозревать. Осторожно уточнил. – Какой сегодня день?

Не сдержав жалостливой мины, мальчик провёл рукой по табличке на кресте, указывая на последние цифры.

– Посмотри. Двадцать пятое мая восемьдесят третьего.

Пауза.

– Я в магазине с прошлой весны. На первое время меня приставили к тебе. Говорили: «Смотри, как делает Стас. Он здесь уже три года».

В ответ тишина. Проглотив ком в горле, ребёнок продолжил:

– Сейчас девяностый. Третье мая девяностого года.

Тимошка повернулся к собеседнику, ожидая «взрыва». А тот лишь молча склонил голову. Похоже, от человека разумного у него мало что осталось.

Эта реакция добила Тиму окончательно. Как грустный конец в детской книжке о брошенном щенке. Ребёнок не смог скрыть порывов своей незапятнанной души. Так они и просидели, прямо на голой земле. Слушая синичьи трели и шелест листвы, вдыхая весну, мальчик почти познал мудрость жизни. В компании того, кто потерял всякую надежду, кто потерял всё, он почувствовал себя на месте Пети. Он больше не одинок в своём горе. И просто находится рядом, просто вместе молчать о наболевшем – для него в тот момент значило быть в своей тарелке.

Но земля всегда забирает своё. Она и Стаса забрала, на закате. Погружённые в свои мысли, друзья не успели попрощаться. Живой мертвец в последний момент оттолкнул Тимофея. Испугался, что утащит за собой. Этого, к счастью, не случилось.

3.05.89

Стас.

Стас не тревожился, что ребёнок нарочно или ненароком раскроет их маленький секрет. Не потому, что в принципе ни о чём, кроме судьбы Пети, не беспокоился. Просто доверял Тимофею. По крайней мере, выбора не было. Да и он так похож на братишку. Общаясь с ним, Стас чувствовал, будто сосуд души теплеет, как от уголька. Сознание через электрические импульсы закладывало подозрения, что рассудок всё же теряется. Одиночество медленно сводит с ума. Тимошка – спасательный круг.

Но Стас не учёл одного – того, что история может повториться. Буквально спустя пару дней (а может, и больше) он заметил, что Тима пропал. Товарищи заверили, мол, его не видно уже второй день. Всего-то! Вот только Стас, услышав это, стал белее обычного и поспешил удалиться без объяснений.

Ничто не могло задеть его, но безвестное исчезновение Тимофея почему-то ужасно напомнило историю с младшим братом. Ничего похожего, а мёртвое сердце заныло, как живое, словно ведомое предчувствием несчастья. Даже после своего возвращения в мир живых Стас не был столь эмоционален, как в этот, казалось бы, обычный день, в который, по сути, ничего не произошло. Со стороны, непосвящённым в его тяготы прохожим могло показаться, что мальчишка принял пилюлю горькой печали. По каким-то причинам, не кричит и не плачет. Прячет чувства за каменной невозмутимостью.