День рождения

— Детка моя! Детка моя! У нас нет больше папы…

Это была страшная ночь. Мака засыпала, просыпалась и снова засыпала… То у себя в кроватке, то около маминого мокрого лица, и на Маку капал теплый дождь, хотя была зима и в углу стояла елка.

— У нас больше нет папы, — говорила мама. — Он не вернется никогда. Его убили.

И Мака сквозь сон слыхала эти слова.

А на улице мимо фонарей пролетал бесконечный легкий снег. И сыпался и сыпался на спящий город Петроград, и на большие дома, и на дворцы, и на маленькие домики… Он покрывал белым одеялом и мосты, и церкви, и железные дороги, и широкие русские равнины, и дремучие леса…

Третий раз шла зима по полям сражений русско-германской войны. Третий раз декабрь встречал немцев на русской земле. Третий раз декабрьский снег засыпал могилы русских солдат. И в этот раз он засыпал маленький холмик, под которым лежал папа.

Глава II. «В некотором царстве…»

«В некотором царстве, в некотором государстве…» — так начинались мамины сказки. В этих сказках были добрые, храбрые царевичи, маленькие заботливые карлики, девочки, которых спасали из беды неизвестно откуда взявшиеся феи… В сказках все кончалось хорошо. Слезы выступали у Маки на глазах посередине сказки, а к концу ее совсем высыхали.

В сказках все девочки в конце концов становились счастливыми. В некотором царстве, в некотором государстве жить было очень легко и приятно.

В том царстве, в том государстве, где жила Мака, жить было гораздо труднее. Там не было добрых волшебников и добрых фей, которые могли бы исполнять желания. Не было скатерти-самобранки, не было ковра-самолета…

Там, правда, был царь и был даже царевич… Царя можно было видеть на картинках. У него были прилизанные волосы и странное, размякшее лицо с усиками и с бородкой.

Царевич тоже был совсем не такой, как в сказках. Не улыбаясь, глядел с картинок одетый в матросский костюмчик, иногда в военную форму, некрасивый стриженый мальчик. А около него ровненько в ряд всегда стояли или сидели девочки в белых одинаковых платьях.

Это были царевны. Их было много, и все они выглядели одинаково и скучно.

Царица была очень красивая и очень злая. Видно было, что и царевич и царевны ее очень боятся. Все они стояли около нее, вытянувшись, замерев с каменными лицами.

Все они жили в большом дворце, но нельзя было пойти к ним попросить о чем-нибудь. Например, помочь маме устроиться на работу…

Нельзя было пойти к ним, потому что вокруг дворца стояла царская стража — жандармы и городовые. Они стояли везде, на всех площадях и перекрестках…

И, конечно, они не пустили бы к царю маму и Маку. Какое ему было дело до того, что Макина мама не может себе найти работу?

С утра мама брала Маку за руку, и они целый день вместе ходили по каким-то лестницам, по каким-то грязным коридорам, заглядывали в какие-то окошечки, в какие-то двери.

— Вы с ребенком? — спрашивали маму, и Мака чувствовала, что маме хочется, чтобы Мака стала невидимкой. Чтобы в эту минуту ее не видали рядом с мамой.

— Нет, с детьми не берем.

— Мама! — вдруг обрадовалась Мака, когда они как-то стояли на тротуаре и мимо них парами проходили девочки и мальчики. Они держали корзиночки с завтраками в руках.

— Отдай меня в детский сад. Видишь, как хорошо: я тоже буду вот так гулять с девочками и мальчиками!

Но мама грустно покачала головой.

— Нет, детка. Я не могу тебя отдать в детский сад. За это надо платить очень много денег. Я не знаю, что мне с тобой делать. — И они тихо зашагали домой.

Перед ними медленно шла высокая женщина. Она несла большой узел. Узел волочился по земле, и женщина несла его странно, на вытянутой руке.

Мама и Мака поравнялись с женщиной. Вдруг женщина тихо, но сердито сказала узлу: «Ну, иди сам». И Мака поняла, что женщина эта — волшебница. Мака увидела, что она выпустила узел из руки, что узел не упал, а продолжает потихоньку двигаться за женщиной. Мака остановилась, открыв рот. Женщина шла по тротуару, высокая и прямая, а за ней медленно двигался узел. Наконец он остановился. Тогда остановилась и женщина. Она сердито обернулась и громко сказала:

— Ну… что же ты стоишь? — Узел опять зашевелился и тихонечко запищал. Мама засмеялась. Тогда Мака расхрабрилась и подошла к узлу. Она увидала два больших серых глаза, круглых и блестящих. Мокрые, слипшиеся ресницы торчали вокруг них. А больше ничего не было видно. Все остальное было упаковано в большой теплый клетчатый платок. Мокрые серые глаза жалобно смотрели на Маку.

— Ты кто? — спросила Мака.

Глаза раскрылись еще шире, и откуда-то из-под мягкого платка раздался тихий тонкий голос:

— Я Павлик… Я устал…

Вдруг серые глаза улыбнулись, и Павлик из узла весело сказал:

— Мне пять лет. А тебе сколько?

— Мне шесть, — ответила Мака. — Мама! — закричала Мака, подпрыгнув. — Это не узел. Это Павлик. Он маленький и плачет…

Она обернулась и увидела, что мама уже разговаривает с высокой женщиной.

— Кто эта тетя? — тихонько спросила Мака у Павлика.

— Это моя мама… — ответил он и хлопнул мокрыми ресницами.