День рождения

Девочкам меряли новые платья. То есть платья были не новые, но девочкам их выдали впервые. На подушки надели чистые наволочки, на постели положили мягкие одеяла. Отовсюду сняли паутину и до блеска начистили дверные ручки.

Музыкальная дама охрипла, разучивая с девочками песню. Ее надо было петь всем приютом в зале, когда приедет генерал.

— В восквесенье сам геневав-попечитевь собвагововит посетить пвиют. — Музыкальная дама, выпучив глаза, барабанила по белым зубам рояля.

— Свавься, свавься, наш вусский цавь! — пела она, задрав голову.

— Славься, славься… — тянули за ней девочки.

Музыкальная дама выходила из себя.

— Гвомче, гвомче! — кричала она. — Говос вусских сивот довжен звучать гвомко!

Девочки орали: «Славься, славься…»

Музыкальная дама кивала головой и била по роялю.

— Ховошо, ховошо. Вот тепевь гвомко и пвавивьно.

Пришло воскресенье. С утра по коридорам понесся необыкновенный запах. Пахло пирогами, пахло чем-то вкусным, пахло теплом, потому что затопили все печки. Девочки ходили, поводили носами и старались угадать, что будет на обед. Они прислонялись спинами к печкам и старались вобрать в себя побольше непривычного тепла.

Никто на них не кричал, не звонили звонки. Даже Ольга Карловна натянула как следует свои чулки и надела шуршащее лиловое платье. Старшие девочки собирались стайками, шушукались, как заговорщики, и разлетались при приближении Ольги Карловны.

Маленькие подслушивали их разговоры, кивали головами, тоже шушукались.

— Понимаем, понимаем, — говорила Лисичка. — Вот будет здорово!

Девочки смеялись, бегали и даже скользили в зале по натертому паркету.

Мака стояла перед зеркалом и смотрела на девочку, которая была когда-то Макой. Мама не узнала бы эту девочку в коричневом длинном платье, в остроносых штиблетах, в накрахмаленном фартуке. Волосы у Маки отросли и начинали чуть-чуть завиваться.

— Приехали! Приехали! — пронесся шепот по приюту. Все девочки выстроились в зале около рояля. Музыкальная дама, багровая, потная, твердила:

— Как товько отквоется двевь…

Ольга Карловна стояла около девочек. На носу у нее висела капля.

Открылась дверь. Вошел, звеня, стуча, грохоча, топая, скрипя, генерал. За ним дама, похожая на гриб. Теперь Мака узнала ее. Это была та самая дама, которая когда-то сунула Маке свою руку для поцелуя. За этой дамой шла начальница с золотой цепью на шее.

— Здрасьте, — сказал генерал и гордо осмотрелся.

Музыкальная дама грохнула руками по роялю.

— Свавься, свавься! — завопила она.

— Славься, славься! — хрипло выла Ольга Карловна.

А девочки молчали. Все девочки по уговору молчали.

После того как рассерженный генерал: уехал, даже не заглянув в столовую, где был приготовлен обед, начальница упала на пол. Дворник, которого позвали для того, чтобы ее поднять с пола, наследил грязными сапогами на блестящем паркете.

Он все-таки не смог поднять толстую начальницу и просто поволок ее к дивану. Около дивана начальница открыла глаза и тоненько завизжала.

Музыкальная дама бегала перед девочками и махала руками.

— Как вы смеви мовчать!

Девочки только моргали глазами.

Ольга Карловна шипела:

— Все без обеда! Все без прогулки!

А в зале носился чудный запах пирогов.

Голодные, но веселые девочки пошли в свою спальню. Там уже было снято чистое белье.

Девочкам велели снять накрахмаленные фартуки и коричневые платья. Но в старых, серых, тряпичных платьях всем тоже было весело.

Когда погас свет, в спальню бесшумно, как всегда, пришла няня Арефья. В руках у нее была корзинка. Няня Арефья принесла голодным девочкам пирогов.

Глава XXIX. Пятно на платке

— Доучат грамоте для того, чтобы вы были смиренными и скромными. Вам, в вашем положении, не на что рассчитывать. Вы должны научиться считать для того, чтобы уметь вести счета благодетельницы, которая захочет вас взять к себе в дом слугой.

Вы должны научиться читать, чтобы вечером вы смогли развлечь и утешить вашу покровительницу страницами полезной, радующей книги.

Вы должны научиться писать, чтобы суметь под ее диктовку написать письмо людям, дорогим ее сердцу, чтобы ей не утруждать своих рук и глаз. Вы должны быть готовы к смирению, к послушанию, к трудолюбию… Вам придется жить в чужом доме; и скромное ремесло белошвейки пригодится вам…

И так без конца. И так рукодельная дама все два часа подряд бубнила как заведенная, пока девочки подрубали носовые платки.

«Нет, — думала Мака, и иголка вдруг останавливалась в ее пальцах. — Я не буду жить в чужом доме. Я буду жить с мамой. Я найду свою маму».

— Черкасова, — рукодельная дама уже стояла над Макой и тонкими пальцами поправляла пенсне на своем длинном носу. — Ты ленива. Ты нерадива. Ты непослушна. Что ждет тебя? Никто не приютит тебя под своей крышей.

«Не приютит? И не надо! — думала Мака, но иголка в ее руке снова начинала быстро зацеплять тонкие белые ниточки. — Я не хочу, чтобы меня приютили. Я буду жить со своей мамой. У меня есть мама».

Рукодельная дама возвращалась на кафедру.