День рождения

— Надо было предупредить, согласовать, пригласить секретаря партячейки.

— Мы посылали за ним человека… А у вас было заседание партячейки. Не стали беспокоить.

Сахипгарею хотелось выговорить ребятам за то, что они самовольничают в таком важном деле. Но сдержался.

— Как прошло собрание?

— Кажется, нормально. Выступили двенадцать человек. Сабиру, конечно, здорово досталось. Он даже плакал от стыда и унижения. Просил, чтобы не исключали его из комсомола. Дал слово, что будет честно трудиться в колхозе…

— Слово дал?

— Дал слово всему комсомольскому собранию.

— Ну и какое же вы решение приняли?

— Мы долго спорили. А потом решили, что Сабира можно оставить в комсомоле. И постановили просить правление не отдавать его под суд.

Ахтияров знал, что Миннигали и Сабир не ладили между собой еще до этого случая, и потому очень удивился:

— И ты одобряешь это решение? Для того ли ты мерз столько ночей около склада, чтобы так легко простить ему все?

— Я не для того караулил, чтобы мстить! Я выполнял свой долг. Это во-первых. А во-вторых, разве обязательно за каждый проступок судить людей. Можно же их перевоспитать!

— А если он не поймет, не оправдает вашего доверия?

Подумав немного, Миннигали сказал уверепно:

— Обязательно поймет! Должен понять! Ну, мы пошли. До свидания, Сахипгарей-агай. Спокойной ночи!

Ахтияров с искренним уважением посмотрел им вслед.

Минзифа вышла из-за занавески после ухода поздних гостей.

— Слышала наш разговор? — спросил Сахипгарей.

— Слышала.

— Ну и как твое мнение?

— Славный парень… По-моему, он прав.

— Да, хорошие ребята растут у нас в ауле. Ты смотри, очень верное приняли решение. Очень верное.

XVII

Весна! Пригрело солнце, и талые воды побежали к реке малыми звонкими ручьями. Посинел, вздулся и тронулся лед на реке.

В лесу, у подножия гор на солнцепеках, давно уже появились подснежники. Зазеленели холмы. Еще на днях ветви черемух казались совсем голыми, безжизненными, а вот уже всюду слышен нежный черемуховый аромат.

Весна кружит голову и пьянит запахами земли и воды. Для Миннигали это любимое время года. Он подолгу бродил берегом реки, и ему казалось, будто именно для него поет в лазури чистого и просторного неба жаворонок, для него зазеленела эта весенняя трава, расцвели цветы…

И как же ему было хорошо в весеннем лесу! Чего только не услышишь здесь! Вот дерутся и кричат скворцы, суетятся возле облюбованного дупла на большом дереве. Видно, не могут миром договориться, кому же жить в таком удобном и безопасном доме. Где-то далеко кукует кукушка, и эхо по всему лесу разносит ее нежный голос.

Но кто может сравниться с соловьем, распевающим в чаще…

Сколько красоты в соловьиной песне! Нет, конечно, нет таких слов в человеческом языке, чтобы могли передать те чувства, которые она пробуждает в юной душе весенней порой.

Миннигали подкрался к соловью, увидел его и удивился: как у такой птички-невелички, меньше воробья, рождается голос, заставляющий замирать человеческое сердце!..

Но вот соловей вдруг почувствовал, что внизу кто-то стоит, замолк и перелетел на другое дерево.

Миннигали, зачарованный соловьиными песнями, попытался сочинить стихи о радости жизни, о весне, о любви и печали — обо всем, о чем, как ему казалось, пел соловей.

Возвращаются с юга птицы,

И опять в предвечерней тиши

Им по синим озерам гнездиться,

Чуть покачивая камыши.

Выводить птенцов желторотых.

И как только те подрастут,

В камышах на озерах широких

Перекличку свою заведут…

Вечером па поляне собралась молодежь со всей деревни.

Гулкий лес наполнился песнями и смехом. Разошлись поздно, но Миннигали и Закия не торопились уходить… Оставшись одни, они смущенно молчали. Когда рядом были товарищи, Миннигали чувствовал себя свободно, робости и в помине не было. Но наедине с Закией язык у него отнимался. Казалось, что он ни скажи — ей не понравится…

Закия украдкой взглянула на него, спросила:

— О чем ты думаешь?

— Слушаю, — ответил Мипнигали.

— Птичьи голоса?

— Нет, насекомых.

— Насекомы-ы-ых? — В черных глазах Закии выразилось недоверие. Она еле удержалась, чтобы не расхохотаться. — Что же ты слышишь?

— Как они разговаривают.

— Ты смеешься надо мной. — Закия притворилась обиженной.

— Правду говорю. — Он, понял, что девушка не сердится, и успокоился. — Послушай, как они шумят…

Девушка прислушалась, покачала головой:

— Нет ничего.

— А ты прислушайся еще, ну?

— Все равно ничего не слышу!

— Конечно, они не так разговаривают, как люди. А знаешь, если погода сухая и ясная, они шумят сильнее. Они по-своему разговаривают.

— Как?

— Одни крыльями, потирая их друг о друга, другие длинными хоботками издают звуки, третьи, как кузнечики, имеют такие пилки и пилят, пилят. Это у них, наверно, чудесная музыка!

— И жуки?

— Жуки тоже: кто скрипит, кто жужжит, кто как.

Закия никогда раньше не интересовалась насекомыми, замечала только комаров.