День рождения

— Нефть сейчас — самое главное. Читала в газетах? Ее к золоту приравнивают! Только это «черное золото». Из нефти и бензин, и керосин получают. Попробуй без бензина! Ни одна машина не пойдет, а без машин как строить?

— А школа?

— Можно же днем работать, а вечером учиться, — возразил Миннигали уверенно — этот вопрос был для него уже давно решен.

— Трудно так, Миннигали…

— Павел Корчагин, я думаю, на моем месте поступил бы точно так же.

— Зачем же сравнивать с тем временем, когда жил Павка Корчагин?

— Нужно сравнивать, Закия! Как ты не понимаешь, что сегодняшний труд — это продолжение той борьбы, которую вели Корчагин и его товарищи. Я комсомолец и не могу стоять в стороне от этой борьбы. Я хочу быть, как Павка Корчагин! — Миннигали сказал это так искренне и с таким чувством, что его настроение невольно передалось девушке.

— Если бы я была парнем, я бы тоже с тобой уехала! — неожиданно сказала она.

От этих слов Миннигали встрепенулся, карие глаза его вспыхнули радостным огнем, толстые губы растянулись в улыбке:

— Поехали, Алсу-Закия!.. Ты же в тысячу раз лучше любого парня!

Девушка, словно раскаиваясь в том, что сказала лишнее, отступила от него немного в сторону. Они чуть не угодили в лужу, к которой незаметно подошли в темноте. Она ухватилась за Миннигали, и он ее поддержал.

— Я просто так сказала… Ведь мама и отчим уже состарились… Куда мне от них! И вообще, пока я десять классов не кончу, никуда не поеду.

— Будем вместе учиться, в Баку или Ишимбае…

— У меня не хватит смелости па такой решительный шаг. Да и паспорта у меня нет…

— Это ерунда, паспорта мы получим.

— Оставь, не уговаривай меня. Никуда я не поеду из аула. Боюсь я, — сказала она и попятилась назад, словно хотела убежать.

— А приедешь ко мне, когда кончишь школу? — настаивал Миннигали.

— Не знаю.

Миннигали хотел спросить у девушки: «Я тебе хоть немножко, хоть чуточку нравлюсь?» — но никак пе мог набраться смелости и спросил другое:

— Ты хоть письма будешь мне писать? Дай слово.

— Зачем тебе мое слово? Может быть, ты и не уедешь никуда?

— Я? — Миннигали остановился, голос его звучал твердо. — Я все хорошо обдумал. Я должен ехать. Мне нужно только кое-что выяснить до отъезда. Скажи, как ты ко мне относишься? Скажи, будешь писать?

Девушка стояла на краю лужи, прислушиваясь к многоголосому хору лягушек.

— Буду, — тихо ответила она.

— Часто?

— Каждый раз, как получу от тебя…

— Обещаешь?

— Обещаю.

Они долго стояли безмолвно, наслаждаясь красотой окружающего мира и радуясь тому, что они вместе, что все у них впереди. Птицы в лесу уже угомонились. Лишь соловей распевал свою любовную песню…

Закия и Миннигали медленно возвращались в деревню. Было хорошо вдвоем, и казалось, что весь мир существует только для них и они одни в этом мире…

На окраине деревни Закия остановилась, сняла пиджак с плеч и отдала ему. Затем она неожиданно для самой себя чмокнула парня в щеку и бросилась бежать к дому…

Миннигали не мог опомниться от внезапного поцелуя, щека его горела. Он только успел крикнуть ей вдогонку:

— До завтра!

Закия обернулась, помахала рукой и растаяла в сумерках.

XVIII

Нет, недаром в народных песнях жизнь сравнивается с течением реки. Действительно, время никогда не стоит на месте. Недавно, кажется, была цветущая весна, а вот уже в разгаре лето, приближается пора сенокоса.

Идут ночами теплые дожди, на лугах поднялись выше пояса сочные, мягкие травы, цветут, благоухают цветы.

Лето красное!

Коротки, коротки. летние ночи. Заря с зарей сходятся, некогда спать крестьянам…

Председатель Сахипгарей Ахтияров поднялся на рассвете, а его уже ждала бричка. Старый Хабибулла запряг Гнедого. На кучерском месте сидел Миннигали с вожжами в руках.

Дорога вывела в поля, внизу вдоль реки расстилались луга, еще окутанные утренней сизой дымкой. Травы поседели от росы.

— Благодать! — не выдержал председатель, тронул Миннигали, чтобы тот остановил Гнедого.

— В такую пору даже я, старик, молодею, — улыбнулся Хабибулла.

— Ну, ладно, трогай! Надо покосы объехать.

— Раз поехали, значит, посмотрим, — сказал Хабибулла.

Председатель потянулся было через Миннигали, взялся за вожжи, чтобы повернуть коня лугом через покосы, но Хабибулла остановил его:

— Не надо, сосед, траву понапрасну мять. Пройдем пешком к реке, посмотрим, какая трава там.

Ахтияров засмеялся и полез из брички.

— Ты прав, сосед, отвыкаю своими ногами ходить. Такая кругом красота, а я все тороплюсь куда-то.

Миннигали пустил коня, тянувшегося к душистой сочной траве, и тоже пошел в луга за старшими. Скоро он обогнал их и сбежал к самой реке. Берега заросли малиной, смородиной, шиповником. Над водой поднимался легкий пар, и Миннигали захотелось попробовать, верно ли вода такая холодная, как кажется на вид. Он раздвинул кусты и дотянулся до воды. Теплая как парное молоко!

С высоких кустов, сверкая на солнце дождем, осыпалась роса. На медвежьих дудках, высоко поднимавших зонты своих соцветий, ползали медленные жуки-бронзовки, деловито сновали шмели. С легким жужжанием пчелы развешивали над лугами бесконечные медовые нити, от цветка к цветку, от цветка к цветку.