День рождения

Послышались шаги отца. Как только оп переступил порог, мать не выдержала и горько заплакала:

— Неужели нам суждено остаться вдвоем в этом доме?

Хабибулла рассердился:

— Ну что ты разревелась, мать? Твои сыновья в люди хотят выйти, не будем им мешать!

— Что же теперь делать, отец? — Малика еще сильнее заплакала. — Жалко ведь!

— «Жалко, жалко»! — передразнил Хабибулла жену. — Нельзя же их все время держать возле своей юбки. Ну ладно, хватит, хватит.

— Тебе хватит, а мне горе.

— Какое еще горе? — Хабибулла нахмурился: — Не на тот же свет провожаешь сыновей!

Миннигали не любил, когда мать с отцом ссорились. Он выскользнул на улицу. Нужно было скорее увидеть Закию, Дома ее не оказалось. Тогда он решил подняться на Карамалы.

С вершины горы деревня казалась такой маленькой! На улицах никого не было видно — почти все колхозники находились еще на сенокосе и в поле. Не видно было и коз, которые обычно собирались в тени перед клубом и возле школы. Не видно собак, даже куры попрятались от жары.

Так и запомнил Миннигали родную деревню, разморенную полуденным жаром, так и встанет она перед ним на дальней стороне, как видит он ее сейчас с вершины Кара-малы…

Тяжело стало на сердце Миннигали, когда он подумал о прощании с родной деревней. И чувства эти вылились из души стихами…

Родная, милая деревня…

Здесь вырос я и возмужал,

Весною лазил но деревьям,

В лапту с мальчишками играл.

Удил я рыбу в речке нашей,

Зеркальную тревожа гладь.

Зимою мы вдвоем с Акбашем „

Любили зайцев здесь гонять.

Когда в черемуховой пене

Струился тихий Уршакбаш,

Любил я слушать птичье пенье —

Лихой оркестр сельский ваш.

Любил за ягодами летом

Ходить в далекие лога,

А в сенокосные рассветы —

Метать под облако стога.

Пройду я сотни километров;

В любом конце моей страны

Мне поспешат на помощь ветры,

Что дуют с нашей стороны.

Он с особенным вниманием приглядывался к знакомой ему жизни леса — все старался запомнить, мысленно прощался с ней.

А природа, словно желая навечно остаться в памяти парня, была, как никогда, прекрасна. Солнце просвечивало сквозь густую листву берез. Птиц не было видно. Только стайки ласточек неутомимо прошивали бездонное синее небо.

Миннигали шел пологим склоном и вдруг наткнулся на поляну, сплошь усыпанную спелой, крупной земляникой. Земляники было так много, что издали поляна была похожа на ярко-красный ковер…

Миннигали сорвал несколько ягод и, обойдя поляну, чтобы не помять понапрасну ягоды, двинулся дальше.

Южный склон горы, поросший березками, весь светился, пронизанный щедрым солнцем. На пригретых солнцем полянах белые ромашки слепили глаза. Здесь было царство насекомых… Всюду слышны звуки, напоминающие то скрипку, то мандолину. Музыканты стараются что есть мочи. Одни из них ползут по стеблям трав, другие, раскинув крылья, взлетают в воздух. Все звенит, бренчит, стрекочет в траве. Внимание Миннигали привлек зеленый кузнечик. Оказывается, на его крыльях имеется специальный аппарат, издающий звуки. В одном крыле «струны», в другом — «смычок» с острыми зазубринами. При движении крыльев получаются скрипучие звуки.

Подул жаркий ветер, всколыхнулось разнотравье, волна пробежала по вершинам трав, зашелестели березы безвольными ветвями. Сразу затих звон кузнечиков, они замерли, прислушиваясь к движению ветра, но потом, видимо, решили, что все в порядке, и снова грянул «концерт».

Часами мог Миннигали слушать лес, траву и горы.

Теперь он уезжает в далекие края, там он будет с грустью вспоминать родные места, но ехать надо. Обязательно надо ехать.

А пока — прощайте, прощайте. Миннигали всегда будет любить вас, будет сочинять про вас стихи… «Мы опять встретимся, конечно, встретимся, потому что без вас я прожить не могу…»

— Эхе-хе-хе-е-ей!..

Голос девушки, раздавшийся по лесу, показался знакомым. Неужели это она? Он осмотрелся. По тропинке, среди мелких березок по склону, поросшему ромашками, спускалась девушка.

— Закия-я-я!..

Лицо девушки, нежно-смуглое от загара, засветилось радостью.

— Миннигали!

— Закиякей!^[19]

— Уезжаешь?

— Уезжаю…

Они взялись за руки и долго стояли так, глядя друг другу в глаза, затем пошли по пестревшему цветами полю.

Солнце уже склонилось к закату, стало прохладнее. Птицы, которых в жару не было слышно, стали подавать голоса, о чем-то щебетали, перелетали с ветки на ветку, хлопотливо отыскивали корм.