День рождения

Он вырвал из тетради исписанный торопливым почерком лист бумаги, свернул его треугольником и, написав адрес, начал другое письмо:

«Закия моя, дорогая, милая, красивая!

В эту минуту ты, наверно, отдыхаешь после тяжелой работы. А я пишу тебе письмо, скучаю по счастливым дням, проведенным с тобою вместе. Мечтаю о пашем счастливом будущем. Тот день близок, уже немного осталось ждать, дорогая! Твоя любовь согревает меня в холодные дни, дает мне силы, помогает бить врага… Очень хочется жить. Конечно, на войне все может случиться. Но я пе пожалею своей жизни за твою любовь, за нашу Родину! Я готов до последней капли крови бороться с врагом. Мы не имеем права успокаиваться до тех пор, пока не будет уничтожен последний фашист. Дни их уже сочтены. Значит, приближается и наша встреча с тобой. Говорят, любовь, прошедшая через все испытания, становится еще сильнее, еще дороже. Наверно, это так. По дорогам войны я спешу к тебе. Жди!

Закия, любовь моя, свои чувства к тебе я хочу выразить стихами, которые когда-то тебе уже читал:

Где б я ни был, на любых дорогах,

Ты в моей душе, всегда со мной.

В памяти и ласковый, и строгий

Светлый и любимый образ твой».

Миннигали не смог дописать письмо: в лампе кончилось масло, и она погасла. Он положил под голову шапку, завернулся в шинель и улегся на соломе в углу землянки.

Но спать он не мог. Вспоминал мать и отца, которые на старости лет остались одни, без помощи сыновей, видел печальное лицо Закии.

— Почему же она очень редко стала писать? Теперь ей приходится день и ночь работать. Ее письма не такие, какие были прежде. Слова, кажется, написаны не от души, неискренние, даже неживые, неласковые, как будто смешаны с зимним холодом, хотя пишет, что любит и по-прежнему ждет благополучного возвращения.

Чем объяснить ее охлаждение и равнодушие к нему? Не нашла ли Закия себе другого? «Нет-нет, этого не может быть! Она, бедненькая, видимо, очень устает от работы», — старался оправдать ее Миниигали. А сердце, не желая подчиняться разуму, говорило свое: «Здесь что-то неладно. Разве истинная любовь остывает? Как бы ни сложилась жизнь, настоящая любовь не боится трудностей, не признает усталости, не знает никаких преград…»

Миниигали невольно сравнивал Алсу-Закию с Лейлой. Внешне чем-то похожи друг на друга. Но Лейла другая, совсем другая… Она — как чистая родниковая вода, совершенно бесхитростная, открытая, не умеет скрывать своих чувств. Может быть, напрасно Миниигали не обращал на нее никакого внимания, вел себя с нею как с маленькой девчонкой? Ведь Лейла тяжело переживала, обижалась…

Миниигали не мог спокойно лежать в тихой землянке. Он часто вздыхал, ворочался с боку на бок, сон все не шел. Слишком много было различных впечатлений, поэтому, наверное, уснуть он не мог. О чем только не передумал Миннигали в эту темную бессонную ночь!

Где Тимергали? Жив ли? Почему от него нет никаких известий? Он вспоминал, как далекое прошлой, беспечное детство, друзей и одноклассников. Многих из товарищей уже пет в живых…

А ненавистная война все продолжается. Она толкает в огонь сильных и здоровых мужчин, делает сиротами детей, вдовами жен, требует все новых и новых жертв. И неизвестно, когда она кончится. Будет ли конец этому страшному, тяжелому сну?

«Будет, конечно, будет! Дни фашистских захватчиков сочтены. За все свои преступления они ответят сполна», — успокаивал себя Миннигали.

Только эта мысль его утешала, только ненависть к врагу давала успокоение. И Миннигали уснул, как провалился, но и во сне ему виделись взрывы снарядов, и во сне он продолжал страшный, не на жизнь, а на смерть, бой с фашистами…

XI

В декабре сорок второго года председатель колхоза Халимов был переведен в райком партии заведующим отделом.

На его место выбрали вернувшегося с войны Сабира Булякбаева. Он долго отказывался, ссылаясь на свои тяжелые ранения. Согласился лишь тогда, когда смог передвигаться на костылях и когда понял, что другого человека на такую ответственную работу не найти. Сидел он в основном в правлении колхоза и руководил через бригадиров-женщин. А Хабибулла Губайдуллин помогал бригадирам, потому что не оставалось в деревне человека, который был бы опытнее го в колхозных делах. Он учил женщин запрягать лошадей, пахать землю, ухаживать за скотом, копнить и всякой другой тяжелой мужской работе. Кроме того, он смотрел за правленческими лошадьми, был кучером, возил дрова, помогал старикам, которые остались совершенно без помощи. За самоотверженный труд, за неутомимость его прозвали в деревне «герой-бабай». Часто приходилось слышать: «Спроси у «героя-бабая», «Что скажет «герой-бабай», «Поучись у «героя-бабая».

А с фронта приходили похоронные.