— «Здравствуйте, отец и мама! Моя жизнь по-прежнему. Я жив-здоров. Чувствую себя хорошо. Сыт, одет, обут, настроение хорошее. Фрицев громим. Солдаты мои храбрые, ловкие, боевые. Многие получили ордена. Меня тоже наградили орденом Красной Звезды…»
— Подожди-ка, подожди, дочка! — Хабибулла вскочил с места. — Кому дали орден Красной Звезды?
— Миннигали-агай, — сказала девушка.
На лице Хабибуллы появилось выражение радости, гордости, даже важности.
— Мой сын — герой! Слышишь, мать?
— Слышу, — сказала Малика, радуясь не столько ордену, сколько тому, что сын ее жив и здоров. Она потихоньку утерла глаза краем платка.
Хабибулла, не находивший себе места от радости, для виду даже прикрикнул:
— Эхма! И от горя плачет, и от радости плачет! Чем слезами — заливаться, лучше угостила бы девушку чаем!
— Ой, конечно, конечно! — Малика засуетилась.
Девушка хотела уходить, но Хабибулла не отпустил ее.
— Доченька, садись-ка, попей со старухой чаю, — сказал он и начал торопливо одеваться. — Посиди у нас. А я пойду в канцелярию схожу.
— Поешь сначала, потом пойдешь, — заворчала Малика.
— Не могу я тут рассиживаться! Сегодня же все должны узнать, что Миннигали Советская власть орден дала! У «героя-бабая» и сын герой! Правильно говорят, что яблоко от яблони далеко не падает.
Малика привыкла уже, что он всегда хвастается своими сыновьями, и только улыбнулась:
— Можно подумать, что Гебе самому дали орден. А если бы Миннигали и вправду дали Героя, что бы ты тогда делал?
— Мать, не смейся! Говорят, ребенка с пеленок видно, каким он станет. Запомни мои слова — нам не придётся краснеть за Миннигали!
Тут Малику задело, что старик хвалит только одного сына, будто совсем забыл про другого.
— А что же Тимергали хуже?
— Да кто же его хает?
— Какой из пяти пальцев не укуси, каждый будет болеть, — начала Малика, но Хабибулла, знавший наперед, что она хочет сказать, перебил ее:
— Ладно, ладно, эсей, знаю! Мне тоже оба сына одинаково дороги, Я не для того хвалю одного, чтобы обидеть другого.
Малика не ответила, задумавшись о старшем сыне, в бесследное исчезновение которого она не верила.
В дверях Хабибулла столкнулся с Минзифой.
— Проходи, соседушка! — сказал ои, давая дорогу передовому бригадиру колхоза «Янги ил».
Минзифа была чем-то озабочена:
— У меня дело к тебе, агай.
— Какое?
— Поговори-ка с Тагзимой. Не отпускать бы ее из колхоза…
— А куда она едет?
— В Раевку.
— Зачем?
— Не говорит зачем. — Миизифа помолчала, — По-моему, ей Сабир житья не дает. Ты же знаешь его…
— Ладно, сегодня обязательно поговорю с Тагзимой. Ну, я пошел. А ты проходи, попей с моей старухой праздничного чаю.
— Какой праздник?
— От Миннигали нашего письмо пришло. Ему орден Красной Звезды дали!
— Ох!
— Сам бы посидел, с гостями чаю попил, — попробовала было Малика уговорить старика, но тот отшутился только:
— Эх, старуха, старуха! Знал бы, что станешь такой ворчливой, не взял бы тебя в жены. И что я тогда в тебе нашел? Сейчас удивляюсь сам. Чтобы исправить ошибку молодости, придется, видно, какую-нибудь солдатку приголубить.
— Беззубый уже и седой, а мелет языком всякую чепуху! И состариться-то не можешь по-человечески, — сказала Малика и впервые улыбнулась, так как сегодня она тоже была в приподпятом настроении.
Женщины уселись за стол, а Хабибулла вышел из дому.
С каждым, кто встречался ему на пути, он делился своей радостью. В правлении тоже всем рассказал о награде сына. Затем отправился дальше по улице Арьяк. Возле дома Тагзимы замедлил шаг.
Он долго стоял в нерешительности, по потом все-таки направился к приземистому, довольно ветхому домику, одна стенка которого почти совсем вросла в землю. В неосвещенном углу сидела Тагзима, обняв ребенка. Она словно не слышала, что кто-то вошел, даже не пошевелилась. Хабибулла кашлянул:
— Здравствуй, дочка.
— Здравствуем, здравствуем… Как сами? — ответила Тагзима.
— Что-то не видать тебя последнее время. Как живёшь-то?
— Хорошо.
— Как Нургали?
— Приболел немного. Простудился.
— Холодно у вас. — Хабибулла потрогал трубу железной печки, стоявшей посреди комнаты. — Зря упрямишься, дочка, хоть зиму бы перезимовала у нас. Веселее было бы жить всем вместе…
— Не хочу добавлять людям хлопот. Хоть впроголодь, зато в покое, как говорится. Не одна же я живу так. Все деревенские бабы мучаются. Раз война, что же поделаешь, надо терпеть.
— Подумай о здоровье ребенка, дочка. Поживи у нас.
— Что вы так о нас печетесь! Вам самим на старости лет нужна помощь. Вы думаете, я ничего не вижу и не слышу? — Тагзима получше укрыла сына. — Не уговаривайте, агай. Не беспокойтесь, мы выдержим.
— Ну, хоть пока сын выздоровеет, поживи у рас…
— Нет, что ли, в ауле детей, кроме моего сына?
— Есть, да… — Хабибулла растерялся. Долго он не находил, что сказать, потом вспомнил свой разговор с председателем колхоза. — Был я в канцелярии. Сабир сердится. Говорит про тебя: голодная сидит, а сроду ничего не попросит.
— Мне от Сабира ничего не надо, — сказала Тагзима.
— Ради сына поубавила бы гордость. Ты не от Сабира получаешь хлеб, тебе колхоз платит за твою работу.