- Да не будь ты мальчишкой, Василий! Сам видишь - дело серьезное. Шутки кончились...
- А я к вам не шутником нанимался, а сыщиком, между прочим.
Борихин, когда спор развивался не так, как ему хотелось бы, имел скверную привычку повышать голос. Тут как раз он пустил в ход свое любимое оружие и взревел:
- Да как с тобой говорить серьезно, если ты ничего понимать не хочешь?!
В ответ Василий тоже взвился:
- Не хочу! И вечным мальчиком быть не хочу! Хорошеньким вещам вы меня учите: если что - сразу в кусты!
- Кто это тебя такому учит? Ты что несешь?
- Ничего я не несу! Так и есть. Вы и своего сына так воспитывали бы?
- Какого еще сына? - голос Борисыча вдруг зазвучал тихо и озадаченно.
- Гипотетического! Какого...
Оба сидели раскрасневшиеся от крика и отводили друг от друга глаза. Борихин закурил очередную сигарету и продолжал уже примирительным тоном:
- Да пойми ты, чудак-человек, если с тобой что-нибудь случится, я себе вовек не прощу!
- А я себя прощу, если вас одного брошу? Так, что ли?
Старик-эксперт вошел с дымящейся сковородкой. Кое-что он слышал из кухни - не такие уж толстые стены были в доме, чтобы заглушить весь этот крик. Кое о чем догадывался - не трудно было. И душа у него болела, и хотел бы он дать совет, да все же не решился. А еще он понимал, почему Борихин так переживает из-за парня. Очень хорошо понимал! Для этого нужно было всего лишь прожить долгую жизнь. Так что, войдя в комнату, он только и сказал:
- А вот и она - фирменная ментовская...
- Я не буду, - хмуро отказался Вася.
- Ты ешь, ешь, - усмехнулся Борихин. - У нас сегодня день долгий будет.
Василий разулыбался и с молодым аппетитом набросился на действительно очень вкусную яичницу.
В тесном предбаннике отделения милиции Толстый принял в объятия освобожденного Буржуя. Что, впрочем, было неудивительно: в сторонке невозмутимый, как всегда, Варламов подписывал необходимые бумаги. Хмурый и злобный Мовенко стоял рядом с адвокатом.
- Так, замечательно. Ах да, еще здесь, - приговаривал Варламов, ставя, где следует, размашистую подпись. - Насколько я могу судить, к моему клиенту применялись недозволенные методы ведения допроса. Так, и еще здесь подпишем...
- Он набросился на меня в присутствии свидетеля, безразлично-официальным тоном ответил Мовенко.
- Конечно. Понимаю, понимаю, - охотно соглашался Варламов. - А вы - вот здесь, пожалуйста. И еще здесь. - Он повернулся к Буржую. - Владимир Владимирович, личные вещи...
Владимир Владимирович Коваленко рассовал по карманам то, что было изъято из них при задержании, и задумался. Вспомнив, спросил:
- А где часы?
- Что? - переспросил майор.
- Часы, - Буржуй смотрел на него в упор.
- Дежурный! - гаркнул Мовенко.
- Да, товарищ майор, - отозвался дежурный.
- Часы там в списке есть?
Дежурный просмотрел список и доложил:
- Никак нет. Никаких часов не значится.
- Нет так нет. Носи на память, - издевательски бросил Буржуй майору.
- Эй, погоди, - вскинулся тот. - Ты что это возомнил, Коваленко? Что я на твои поганые часы позарился?
- Да не дергайся ты. Говорю же: носи на память! Пусть они отсчитывают самое черное в твоей ментовской жизни время.
- Пошел ты! Мне мои министр подарил, ясно?
- Ясно. Я ему при встрече скажу, что он ошибся. - Коваленко отвернулся к Толстому и Варламову: - Пойдемте, господа. Воняет здесь!
Когда вся троица оказалась вне отделения, Варламов, лукаво усмехаясь, обратился к Коваленко:
- В следующий раз сообщайте мне раньше, Володя. Номер телефона не изменился.
- Удивительный ты все же человек, Максим Максимыч, - признал Буржуй. - Ты что - даже не удивился, что я жив?
- Скорее, обрадовался, - невозмутимо проговорил адвокат. - Я, видите ли, гораздо больше люблю живых клиентов, чем покойных. Платежеспособность, сами понимаете...
После того как были проведены переговоры по телефону и получено добро на начало операции, командир и те, кто сидел в автомобиле, обменялись какими-то странными знаками. Потом первый вновь отправился на опушку и припал к окулярам, а оставшиеся занялись приготовлениями - достали из багажника мотки веревки и натянули на лица черные маски.
В окуляре стереотрубы видны были сидевшие у могил Вера и Зина, и наблюдатель уже поднял руку, чтобы подать условный знак. Но тут в поле зрения объектива появился мотоцикл, выкрашенный в желто-синие цвета. Рука опустилась.
Мотоцикл подкатил к гранитным обелискам, и из седла выбрался человек в милицейской форме. Узконаправленный микрофон, прикрепленный к тубе стереотрубы, прекрасно улавливал звук.
- А я оцэ думаю - хто то до старои бабы Кати завитав... Прывит, Bиpo. Здрастуйтэ, - милиционер кивнул Зине. Вера, конечно, еще издалека узнала участкового Дончика.
- Здравствуйте, Василь Васильич. Вот, помянуть приехала и подругу привезла.
- Цэ дило хорошэ... - покивал Дончик и снял фуражку. - Посыджу з вамы трохы. Вы як, дивчата?
- Конечно, садитесь...
- Что значит - садитесь! - тут же раскокетничалась Зина. - У нас, между прочим, есть...
- Э, ни, на служби, - и Дончик с сожалением посмотрел на бутылку с соблазнительной этикеткой.