Дом от заката — розовый. Рожа у Леньки от заката — розовая. И непроходимое счастье, и непролазное удовольствие — на роже этой!
Меня даже восторг пробрал. Будто и не уезжал я никуда! Во, думаю, человек на своем месте!
Я там, понимаете ли, уродовался, живота не жалеючи. Народное хозяйство не знаю куда подымал! Бешеные тыщи зарабатывал! Кровь на опохмелку сдавал! Меня ухтинская шпана на ножи брала (спасибо Матушкину Никите Алексеевичу, вызволил)! Я в тундре олений язык сырьем жрал и горячей кровью из поллитровой банки запивал! Я в Петергофе лифчиком одной артистки воду из фонтана пил! Я, может, одного одеколона «Фиалка» ящиков сто в свою утробу угробил! Из-за меня, может, бортпроводница Лилька с Ямало-Ненецкого авиаотряда уксусной эссенцией травилась! Я одних басмачей на «Узбекфильме» целую банду сыграл!! А он — как уселся черт-те сколько лет назад, — так и сидит. И на закат глядит. Ну не дурак ли?
Не удержался я, подошел, побеседовал с этим чудом митреевской породы. Он, меня, правда, не вспомнил. Но про себя все свои секреты выложил: работает все там же, в Доме культуры, баянист при ансамбле. И не скушно, спрашиваю. Не-е, говорит, хорошо.
А может, и в самом деле — хорошо? Рублей семьдесят каждый месяц ему отстегивают, девчоночки, что ни год, порхают вокруг новехонькие — живи не хочу!
Плюс, не забывайте, по вечерам — совершенно бесплатно — митреевские страхолюдные закаты…
Ну а через месяц, что ли, и учудил Леничка Абраамов ту свою забавную штуку. Очень и очень, на многие годы вперед, разволновал все митреевское народонаселение.
Дело было так. Как-то утречком, аккурат после выходного, приходит всем митреевцам известная тетя Липа на работу. Она — завсберкассой была.
Снимает тетя Липа все хитрые свои печати, отпирает все свои сверхсекретные амбарные замки, заходит — ну и тут же, возле порожка тихонечко садится отдыхать. Ножки у нее, видите ли, отнялись.
Шепечет она тут караул, шепечет она тут спасите, и совершенно правильно, по инструкции шепечет, потому что за время выходного дня сберкассу ее драгоценную, оказывается, грабанули!
Да ведь не как-нибудь по нахалке, а интеллигентнейшим образом ломанули! Как в Чикаго каком-нибудь или даже Сингапуре, господи, пронеси…
Прибегает тут народ, смотрит и восхищается работой неизвестных мастеров: половицы посередке зала аккуратно выпилены, под дыркой — подземный ход, и через подземный тот проход (как нетрудно даже честному человеку догадаться) и увели грабители-злодеи несметное количество митреевских трудовых миллионов! Ну, может, не миллионов, ну, может, тысяч… Это не важно, сколько увели, важен возмутительный факт и попустительство. Тем более, что очень скоро миллиарды эти в полной целости все равно обнаружились.
Ну, конечно, звонят в милицию. Ну, конечно, тревога!
Ну, подлетает, конечно, на бронированном газике доблестный наш лейтенант Девяткин, выхватывает «Макарова», палит в потолок, орет старшине Очкасову: «В случае чего — прикрой!» — (надо так понимать, что — простынкой прикрой, когда бандитские пули изрешетят его насквозь), мужественно улыбается Наде-кассирше: «Жди меня, Надюся, и я вернуся!» (они потом, шутки шутками, даже и поженились на этой почве, Девяткин с Надькой…) и — ныряет наш бедный отважный лейтенант в тот жуткий подземный ход!
И — с концами!
Ждут его, ждут, переживают, волнуются. Надя-кассирша уже потихоньку рыдает, на Очкасова, как солдат на вошь, глядит. А Очкасов не дурак: «Без приказа не могу!» — и точка.
И вдруг с улицы, все слышат, гремит бравый Девяткин драматический тенор:
— Очкасов! Ко мне!
Глядят, а Девяткин — в Ленькином окошке!
Ну, вы поняли? Это Ленька-дурак-Абраамов из своего подпола проделал подземный ход в сберкассу.
Вы, конечно, читали роман «Граф Монте-Кристо»? Вы, конечно, смотрели кино «Сладкое слово „свобода“?..» Так вот, не обижайтесь, все те подземные ходы — жалкие детские игры в детсадовской песочнице! Клянусь сберкнижкой, как говорит мой кореш, и тремя рублями, которые там лежат!
Мы, ясное дело, потом лазали туда. Вся Митреевка там, можно сказать, перебывала. Впечатления — исключительные! Лучший в мире метрополитен имени Кагановича! Сухо… Вентиляция жужжит. Лампочки на потолке горят. А стенки — митреевцы не дадут соврать — кафелью обделаны!
Тут, натурально, объявляют всесоюзный розыск на Леньку.
Поднимаются в воздух боевые вертолеты. На погранзаставах — жуткая тревога номер один! В считанные секунды блокированы все международные порты, включая митреевскую автостанцию. На всякий случай и в Ленькином огороде оставляют засаду — роту пулеметчиков.
А в Доме культуры тем временем кончается репетиция, и после репетиции той Ленька Абраамов в засаду, ему предназначенную, преспокойненько заходит!
— Где деньги? — подскакивает к нему, как коршун, Девяткин, револьвером пугает. — Отдавай деньги!
— На, — очень удивляется Ленька и рупь двадцать из кармана вынает. Тут Девяткин чуть совсем уж из себя не выпрыгивает от такой циничной наглости.
— Подземный ход ты вырыл?
— Я вырыл.
— Так где деньги?
— Какие деньги?
— А такие, змей, которые ты из сберкассы увел!