День рождения покойника

Не иначе как музейный лилипут нажаловался, подумал Василий, и к Метастазису, конечно, решил не ходить. Однако около полудня его, загорающего в тенечке, разыскала Люська.

— Эй, — кликнула, — Васька! Или как тебя там… Иди. Спиридон Савельич зовет.

— Нужен он мне… — пренебрег Василий и перевернулся на другой бок. — У меня ответственное сновидение.

— Иди-иди, не бойся. Не обидят, совсем даже наоборот.

Василий сел.

— Покажь бородавку, тогда пойду.

— Вечером приходи, — торопила Люська, — часиков в десять. У меня маманя как раз в деревню уезжает гостить. Ну идем же, черт лысый!

— Не обманешь? Насчет вечера-то?

— Не обману, не обману. Пойдем скорей! Где живу-то, помнишь?

— Помню. А что за народ собрался? По какому случаю?

— Увидишь-узнаешь…

На улице было солнышко, а эти сидели, как разбойная шайка в пещере. Окна зашторены, на столе — лампа горит. И Метастазис тут был, и Цифирь Наумовна, и наглядный гном-лилипут, и еще то ли двое, то ли трое, не совсем известных Василию. Судя по носам, Спиридонова родня.

— Тэк-с! — со всегдашней своей улыбочкой сказал Спиридон и оживился. — Вот и наш герой. Прошу любить и жаловать. Ишь, какой… — с нескрываемым любованием оглядел его Метастазис. — Прямо Васька Пепеляев, вылитый!

— Чего звали? — грубо сказал Василий.

— Ишь ты, ишь ты… — ласково усмехнулся Метастазис. — Характерец!

— А то ведь я и уйти могу! — продолжал свою линию Василий. — У меня дел вагон! — Он только сейчас понял, как с ними надо.

— Это каких же таких дел? — засмеялась Цифирь. — В музее безобразничать? Или зверски избивать людей, ни в чем не повинных?

— Да, — грустно подтвердил Спиридон. — Цифирь Наумовна права. Докладывают мне, понимаешь, что шатаешься, понимаешь, по территории порта, что безусловно запрещено посторонним… Какие-то пьяные драки устраиваешь; намеки какие-то… Ты, брат, это прекрати. Мы с тобой ведь — по-хорошему пока. Парень ты молодой, зачем, скажи, биографию тебе портить каким-нибудь ЛТП или, того хуже, ИТК?

— Все? — нахально спросил Вася. — Тогда я пошел. На работе восстанавливать не хочете? Не хочете! Вам же хуже!

— Насчет работы — постой! — ты помнишь, мы обсуждали этот вопрос. Без документов, брат, при всем моем распрекрасном отношении, на работу мы взять тебя не можем. Как вы думаете, Анастасий Савельич?

— Непременно, — грустно согласился Спирькин брат.

— А я не согласен! — сказал другой брат. — Чего с ним возиться? Он народ колготит! Мои уже вторую неделю не работают — о загробной жизни рассуждают. Предлагаю: материалы на него — в общественную комиссию исполкома, и пусть они его — в ЛТП, а лучше бы — в ИТК, годика на два!

— Ну, вы это, кхм, очень уж чересчур, Одиссей Савельич. Парень-то молодой…

— Экспонат украл, огнетушитель уронил! — плаксивым голосом сказал гном-лилипут.

Все у них было расписано как по нотам: один добрый, а все остальные — нехорошие, черствые люди.

— Я думаю, — сказал строго и даже недовольно Спиридон Савельич, — что торопиться не будем. Наказать не долго, а вот помочь человеку…

— Вникнуть, — подсказал Вася.

— …Вникнуть… — повторил Метастазис, не расслышав, откуда идет подсказка, — в его, прямо скажем, бедственное положение, эт-то…

Метастазис в тую минуту представлял собой прямо-таки саму озабоченность судьбой ближнего, попавшего в беду, приятно было посмотреть.

Наконец решение созрело. Деловито, голосом совещательным, но исключающим возражения, он произнес:

— Как вы полагаете, Цифирь Наумовна, сможем мы временно изыскать рублей сорок в месяц, учитывая, что у товарища такие, кхм, обстоятельства?

— Пятьдесят, — быстро сказал Вася. — Как инвалиду второй группы.

Цифирь Наумовна кисло поморщилась — такая у ней была амплуа:

— О пятидесяти и речи быть не может. Хотя какую-то сумму, исключительно временно, изыскать мы, конечно, Спиридон Савельич, сможем, но…

— Сорок пять, — сказал Вася.

— Сорок пять, а? — просящим голосом повторил Метастазис. — Жалко ведь парня-то, Цифирь Наумовна!

— О-ох, Спиридон Савельич… — кокетливо поддалась бухгалтер. — Сорок пять, пропадай моя душа!

— Ну вот и ладушки! — втрое больше Пепеляева обрадовался начальник. И обратился к Василию:

— Ну, вот, видишь? Иди сейчас с нашим бухгалтером и получай свою, хе-хе, стипендию. Потом, когда все утрясется, как-нибудь задокументируем это дело.

— Премного вам благодарны! — с напугавшим всех воплем переломился вдруг в поклоне Василий. — Прям слов нету, как благодарны мы вашей милости! — тут он размазал по щекам предполагаемые слезы. — Внукам рассказывать буду.

— Да! — уже у дверей остановил его Метастазис. — Ты, конечно, можешь ходить сюда, никто не запрещает, но все же… Ты, брат, все же пореже. Лучше бы и вовсе дорогу забыл. Не то мы можем и поссориться. Раз в месяц — к Цифирь Наумовне за стипендией, и больше не надо, Вася, не советую, понял? — тут у Спиридона Савельича присущий ему железный с заусеницами тембр прорезался. Кончилось кино.

Расписавшись у Цифири на пустом бланке: «Мерси! Шапиро» и трижды пересчитав деньги, Василий вышел на улицу.