Читаем День рождения покойника полностью

Все это, впрочем, довольно понятно. Уж коли приезжим горожанам наш поселочек представлялся уголком неимоверно какой заповедной природы — шутка ли, тридцать верст от Москвы… — то и дворняги наши казались им, натурально, почти что дикой фауной. А какому человеку не лестно, когда его дарит вниманием и преданностью зверь?

Джек с Братишкой к тому же были и большими дипломатами. Они так вели себя с людьми, что каждому из них казалось: именно он вызывает в собаках совершенно особенную приязнь и расположение. Но еще раз повторю: не одной корысти ради притворствовали собаки. У них в крови было желание сделать людям хорошее. Сделать их веселее, добрее, смешнее, натуральнее. Стоило только взглянуть на собак, когда люди начинали вдруг ссориться между собой, — так уж неподдельно, так уж по-детски они огорчались! И немедленно уходили прочь, грустно поджав хвосты. Будто это их обидели.


Долгом своим почитали Джек с Братишкой сопровождать гостей в прогулках по лесу.

Едва переходили хлипкий дощатый мостик через Серебрянку, псы резко становились на себя непохожими.

Встревоженно принимались рыскать в стороны от тропинки — явно в поисках опасности, которая может подстерегать их подопечных.

Затем начинали бегать кругами — все более расширяющимися кругами, все более настойчиво и упорно, — пока в глубине леса не раздавались, наконец, жалобные визги чьей-нибудь собачонки, настигнутой Джеком и Братишкой и строго наказанной за тайные ее помыслы повредить прогулке любезных им людей.

Чрезвычайно довольные честно исполненным собачьим долгом, они опять возвращались к компании. Начинали возню уже почти под ногами гуляющих — явно на потеху.

Джек непременно находил в лесу какую-нибудь драгоценную рвань — башмак, тряпку, валенок, — и они носились с нею, отнимая друг у друга, валяя друг друга. Обязательно на виду у людей. Явно воспламеняясь веселием, которое они вызывали у зрителей своей возней.

А то — исчезали вдруг надолго.

А потом — из глубины леса — вырывался вдруг ужасный, полный боли и муки страдальческий вопль Джека.

Дамы охали, хватаясь за сердце: «Что с ним?! В капкан попал?..»

А предсмертный крик Джека все метался по лесу, то приближаясь, то удаляясь, и всем уже казалось, что Джек — полуослепший от страданий, с какой-нибудь браконьерской стрелой в боку мечется по кустам и ельникам, бедолага, в тщетной и отчаянной надежде вырваться к ним, к людям, к спасению!

Наконец, с буреломным треском вылетал из ближайших кустов — абсолютно живехонький, невредимый, однако, по-прежнему визгливо голосящий, — («Джек! Джекушка! Милый!!» — раздавались сердобольные крики) — и вновь, завывая, уносился — вслед за сиротски-сереньким невзрачным зайчишкой, который мгновением раньше Джека бесшумно и деловито выскакивал на тропинку и, не успев вызвать ни восторгов, ни визгов, не всеми даже замеченный, сосредоточенно припускал дальше, сначала по тропке, потом — круто в сторону, заплетая только ему одному ведомые петли и восьмерки, в которых очень скоро дворняга наш окончательно запутывался, теряя след, одинаково, кажется, свежий во все стороны.

Братишка, разумеется, тоже принимал участие в этих гонках. Однако в отличие от Джека он всегда гнал молча.

Впечатление было такое, что он едва ли не по принуждению преследует ту зайчатину. Или — просто за компанию. Или — вероятнее всего — только затем, чтобы Джек не возомнил, будто Братишка слабее его в охоте.

А между тем он и в самом деле был послабее. Но, будучи не в силах держаться вровень с братцем, вскормленным, как известно, на профессорских харчах, Братишка проявлял гораздо большую сноровку и сообразительность. Не мчался очертя голову только по следу, а старался отрезать зайцу возможность улепетнуть в глубь леса. Лаем, отсекающими движениями по сторонам вынуждал зверя гонять по кругу, с тем чтобы в конце концов тот выскочил прямиком на гуляющих.

После этого он свою звероловскую миссию почитал исполненной и преследование прекращал.

Но еще долго, правда, взбудораженной побежкой шастал по окрестным зарослям, страстно вынюхивая землю. Старался, мне кажется, отыскать на будущее хоть какую-нибудь логику в заячьих абсолютно, конечно, бестолковых передвижениях.

Джек смысл охоты за зайцем видел в погоне за зайцем.

Братишка — в том, чтобы выгнать зайца на человека. И любой охотник вам скажет, что Братишка был несравненно более ценный для охоты пес, нежели Джек. Хотя охотницкого запала было в Джеке на целую свору гончих, а Братишка к этому виду спорта относился явно пренебрежительно.


Была у наших дворняг и еще одна обязанность, которую они исполняли с трогательной серьезностью. Тех приезжих, к кому они преисполнялись особой симпатией, Джек с Братишкой непременно провожали до поезда.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее