Медленно распахивает он ворота, с усилием тянет за толстые ржавые кольца сначала одну створку, потом другую. Внутри в первом этаже с каменным, огромными плитами выложенным полом гараж. Красный кабриолет с белым верхом из потрескавшейся кожи, с белыми кожаными сиденьями стоит здесь, наверное, с того года, когда он был выпущен, но все так же поблескивают в полутьме хрустальные фары в медной оправе, высокая, домиком, решетка радиатора, крылатая фигура на его пробке и частые спицы колес. Пахнет металлом, маслом, кожей, каменной пылью.
Протиснувшись между машиной и немного пачкающейся, оставляющей на руке белые тонкие царапины, стеной, он проходит в дальний угол. Здесь рядом со сложенным в небольшую горку искрящимся антрацитом поднимается к потолку винтовая лестница: стальной тонкий столб, вокруг которого закручиваются узкие, стертые, скользкие стальные ступеньки. Он встает на первую из этих звенящих металлических полосок, прошитых частыми, складывающимися в растительный узор дырками, кладет ладонь на тонкую горячую стальную же полоску перил, закидывает голову.
Над ним потолок – огромные клетки растрескавшихся черных дубовых балок, поддерживающих широкие, такие же черные доски. Кое-где между досками есть тончайшие щели, сквозь них, да еще сквозь выпавший в одном месте сучок сверху пробивается свет. Скользя левой рукой по гладкому телу стального столба, а правой по таким же, полированного металла перилам, он переступает, поворачивается, наклоняется, чтобы уместиться в витке лестницы, переступает, поворачивается – и вот уже поднимает над головой руку, упирается ладонью в тяжелый люк, поднимает его, делая шаг на следующую ступень, и, сначала до пояса, а потом и весь, оказывается наверху.
Второй этаж – это одна огромная комната. Люк открылся рядом с большим камином, даже не камином, а простым очагом, гигантский зев которого почти такой же, как ворота гаража внизу. Очаг пуст, черен, пол перед ним обит железным листом, сбоку, в железной стойке, орудиями пыток торчат кочерга и щипцы, в глубине над тонким слоем старой золы, можно заметить решетку для мяса. Напротив очага стоят два кресла, ковровая их обивка вытерта, а с подлокотников свисает рваной бахромой, между креслами уместился низкий китайский столик из черного лака с перламутром, а у подножья кресел лежит старая, в плешинах шкура бурого медведя без головы и когтей, обшитая по краю темно-красным сафьяном.
За креслами, в глубине, стоит несообразно большой даже для этой комнаты стол – необъятной ширины и четырехметровой длины толстенная почти черная доска на четырех резных колоннах. У торцов стола стоят два стула с высокими прямыми спинками и кожаными сиденьями, окаймленными частой строчкой медных гвоздей.
А за столом, у дальней стены, уже почти невидные в затененном ставнями пространстве, – бюро со множеством ящиков, закрытых складными пластинчатыми шторами, узкий тяжелый табурет перед ним, и дальше вдоль той же стены буфет с толстыми фасеточными стеклами в свинцовых переплетах, закрывающими его боковые шкафчики, с полувыдвинутой столовой доской, на которой нагромождены медные сковороды с обгоревшими деревянными ручками, фаянсовые вазы на высоких ножках, зеленые кривоватые бутылки и темно-красные, вспыхивающие от случайного света кубки с глубокой резьбой.
От этой дальней стены, над бюро и буфетом, простираясь над всем пространством комнаты до стола, нависают деревянные антресоли. Ведет туда лестница, тоже, как и из гаража, винтовая, но из светлого дерева. Антресоли огорожены такой же светлой деревянной балюстрадой со столбиками-бутылочками. В глубине антресолей можно увидеть низкий диван со множеством цветных подушек.
Опираются антресоли на уходящие в стены толстые балки – такие же растрескавшиеся, как и в первом этаже. Балки эти перекрещиваются над всею комнатой, на них лежат крашенные белым доски потолка, с одной из балок над столом свешивается кованая люстра красной меди.
На стенах – между золотыми толстыми занавесками, закрывающими изнутри окна, так что только тени от пластинчатых ставен немного пробиваются – висят большой крест, зимний городской пейзаж и винтовка.
Больше в комнате ничего нет...
А, еще несколько стопок книг на полу возле бюро...
Он уже спал и видел сон – всегда один и тот же, между шестью и семью, перед окончательным утренним пробуждением.
Дом этот особенно хорош тем, что, если закрыть ворота гаража, он превращается в крепость, полностью отделенную от внешней жизни.