День сардины

— Вдвоем драться сподручней, мама, — сказал я, но она даже не улыбнулась. Всю дорогу до пристани мы чуть не бегом бежали — честно, я из сил выбился. Она молчала и открыла рот, только когда мы проходили мимо сторожа, который сидел у костра, покуривая короткую трубочку, и был рад развлечься.

— Самая подходящая ночь, чтоб крутить любовь, Пег, — сказал он, подмигивая, и сплюнул.

— Тем лучше для меня, — сказала она.

— А вот мальчишке давно спать пора, — заметил он.

— Если бы не старые мошенники вроде вас, меня бы здесь не было, — сказал я ему.

Он чуть не проглотил свою трубку.

А моя старуха подняла визг и долго еще нудила насчет того, что надо уважать старших.

— Вот зайди как-нибудь ночью к нему в палатку, узнаешь, какое бывает уважение.

— Ох, дождешься ты, получишь трепку, — сказала она. И как в воду глядела, сами увидите.

До пристани мы добрались в лучшем виде, нам только и попалось с десяток летучих мышей, которые устроили на Глассхауз-роуд, среди старых шестиэтажных пакгаузов, что-то вроде испытательного аэродрома. Когда пролетела первая, моя старуха даже подскочила. Вторая чуть не запуталась у нее в волосах, и она взвизгнула. А увидев третью, вцепилась мне в руку.

Как на грех, Жилец был не один. С ним была настоящая жар-птица, вся золотая — золотые волосы, золотое платье, золотые чулки; столько золота, что я подивился, почему при ней нет охраны.

— Это что такое? — спросила моя старуха.

— Платье как у балерины, я ж тебе говорил.

— Да я не про то, глупый. Кто это?

— Его подружка.

— Подружка! — воскликнула она.

Мы подошли.

— Ага! — только и сказал Гарри. Он сидел на крыше каюты, чтобы удобнее было разговаривать с этой девчонкой.

— Удобно же ты устроился, — сказала моя старуха. — Я уж не говорю о вежливости — заставляешь свою подружку стоять, а сам сидишь.

— Она шла мимо и остановилась только на минутку, — сказал Гарри кротко.

— Но, похоже, решила здесь заночевать.

— Это вы бросьте, — сказала девчонка. — Я просто жду своего дружка.

— Нашла место, где ждать дружка, — сказала моя старуха.

— А почему бы и нет, если он развлекается на моторке, — сказала девчонка, тряхнув головой. — Только лучше бы ему поторопиться, не то я ему башку оторву, пускай с ней тогда развлекается.

Но моя старуха уже была на взводе.

— Веселенькая, история, — сказала она.

— Ах, извиняюсь, раз такое дело, — сказала девчонка и отошла.

— Пег, ты ужасно невоспитанная, — сказал Гарри.

— А ты ужасно неразборчивый.

— Ты что, ссориться пришла?

— Пришла тебя проведать… Давно уж пора…

— Ну иди проведай меня здесь, на катере.

И он протянул ей руки.

— Нет уж, спасибо, я лучше по трапу.

— Но у меня нет трапа.

— Тогда я останусь здесь. — Она поглядела вслед девчонке. — Балерина!

— И очень миленькая, — сказал он. — Иди сюда, Пег.

На этом я их оставил. Явился дружок той девчонки, и она ему дала жару. А потом они ушли, и я тоже поплелся следом.

Сперва я шел за ними, но скоро отстал и вернулся по пристани назад. Катерок легонько покачивался, и я слышал, как плещет вода между бортом и пристанью, но в каюте было темно. Еще стоял прилив, и мне видна была палуба. Что-то юркнуло за ящик для рыболовных снастей… Мышь. Я чувствовал себя совсем одиноким, покинутым. Значит, они помирились и ушли домой. Будут смеяться, устроят на радостях пир, а мне не хотелось быть третьим лишним. Я решил погреться немного у печки и спрыгнул на палубу. Было прохладно, тихо, и я уже хотел открыть дверь, как вдруг услышал шепот:

— Дома удобнее.

— Но ведь никто не придет.

— Здесь тесно.

— Ничего, это не помеха.

Слышно было, как скрипят доски. Я замер, и сердце у меня отчаянно билось. Мне хотелось вбежать в каюту. Но я не смог пошевельнуться. Не помню, о чем я тогда думал. Кажется, о том, что пора бы уж мне поумнеть, ведь этим все занимаются, и моя старуха, конечно, тоже — я сам тому доказательство. Иначе как мог я появиться на свет?

— Встань с колен, глупый, — сказала она.

— Клянусь, я тебя обожаю. И готов стоять так хоть всю жизнь.

— Не надо, — сказала она до того нежно, что у меня кровь в жилах застыла.

— Господи, — сказал я.

Катерок покачивался, а я думал о сардинах, которые прут в сети, как сотня локомотивов. И мне показалось, что я услышал, как она и Жилец бросились друг к другу — это было как взрыв, и я взлетел по лесенке, будто ошалевший кот. Я хотел убежать от звука поцелуя, но он настиг меня на бегу, и это был уже не звук. Этот поцелуй обволок меня, как влажный целлофановый пакет, и бесполезно было бежать или отбиваться — все равно мне от него никогда не избавиться.

II

1