Шакал прибыл на поезде на Северный вокзал как раз перед обедом. Он взял такси и направился в маленький, но уютный отель по улице Рю де Сюрен, идущей от площади Мадельин. Хотя тот и отличался по классу от "д'Англетер" в Копенгагене или "Амиго" в Брюсселе, у Шакала были причины выбрать более скромное и менее известное место в Париже. Во-первых, его визит сюда был более продолжительным, а, во-вторых, вероятность встретить здесь какого-нибудь мимолетного знакомого по Лондону была намного выше, чем в Копенгагене или Брюсселе. В темных очках, которые Шакал обычно носил на улице, что было вполне естественным на залитых солнцем бульварах, его трудно было узнать. Но существовала реальная опасность, что где-нибудь в фойе или коридоре его могут весело окликнуть по имени при администраторе отеля, знавшем его как мистера Даггана. Это было бы самым нежелательным на данной стадии операции.
Его пребывание в Париже не должно было привлекать ничьего внимания. Он жил тихо, заказывая на завтрак рогалики и кофе в номер. В кондитерской лавке напротив отеля он купил баночку английского мармелада и попросил, чтобы именно такой приносили ему с утра вместо черносмородинового джема.
Дагган был предельно вежлив с персоналом, употребляя всего несколько французских фраз с присущим англичанам ужасным произношением, и скромно улыбался, когда к нему обращались. На многочисленные вопросы со стороны администрации отеля, как ему нравится обслуживание, он неизменно с благодарностью отвечал, что все просто превосходно.
- Мсье Дагган, - сказал однажды владелец отеля администратору, - настоящий джентльмен.
Никто в отеле против этого не возражал.
Все дни он проводил как обычный турист. В первый день Шакал купил карту Парижа и выделил на ней, сверяясь со своей записной книжкой, все достопримечательности, которые больше всего хотел бы увидеть. Их-то он и посещал, с наслаждением изучая архитектурные красоты одних или историческую ценность других.
Три дня он бродил вокруг Триумфальной арки или сидел на террасе Елисейского кафе, пристально осматривая памятники и крыши высоких зданий, обрамляющих площадь Этуаль. Кто бы ни наблюдал за ним в эти дни (следует отметить, таковых не было), подивился бы, что даже великолепная архитектура мсье Хаусманна не знала такого преданного поклонника. И, конечно же, никому бы и в голову не могло прийти, что тихий и элегантный английский турист, помешивая кофе и часами разглядывая здания, высчитывал в уме углы стрельбы и расстояния от верхних этажей до Вечного огня, мерцающего под аркой, а также шансы скрыться незамеченным по пожарным лестницам.
Через три дня он покинул Этуаль и посетил кладбище бойцов французского Сопротивления в Монтвалерьен. Сюда Шакал пришел с букетом цветов, и экскурсовод, сам в прошлом участник Сопротивления, тронутый этим жестом англичанина, провел тому изнурительную, с обширными комментариями, экскурсию по дорогим его сердцу святыням. Он и думать не мог, что взгляд посетителя устремлялся от входа на кладбище к высоким стенам тюрьмы, ограничивающим обзор внутреннего дворика с крыш окружающих домов. Спустя два часа, вежливо поблагодарив и оставив щедрые, но в разумных пределах, чаевые, англичанин ушел.
Он посетил также площадь Инвалидов, над которой с юга возвышался отель Инвалидов, усыпальница Наполеона и славных побед Французской Армии. Шакала больше всего интересовала западная сторона огромной площади, образуемая Рю Фабер, и он просидел все утро в кафе на углу, где эта улица примыкает к небольшой треугольной площади Сантьяго-де- Чили. С седьмого или восьмого этажа здания над его головой, номер 146 по улице Рю де Гренель, где эта улица смыкается с Рю Фабер под прямым углом, англичанин прикинул, что стрелок будет полностью обозревать выходящие к площади Инвалидов парки, большую часть самой площади, вход во внутренний дворик и плюс еще две-три улицы. Хороший наблюдательный пункт, но не место для покушения. Во-первых, расстояние от верхних окон до покрытой гравием дорожки* идущей от площади Инвалидов до того места, где у основания ступенек будут стоять машины, составляет более двухсот метров. Во-вторых, обзор, открывающийся сверху из окон дома 146, будет частично ограничен верхними ветками густых лип, растущих на площади Сантьяго, с которых голуби по-своему отдают дань уважения никак не выражающей своего недовольства статуе Вобена. С сожалением он заплатил за свой коктейль и ушел.
Еще один день был проведен в окрестностях собора Нотр- Дам. Здесь, среди лабиринта переходов, находилось множество задних ходов и лестниц, но расстояние от входа в собор до припаркованных у ступенек машин было всего несколько метров, а стрелять с крыш Площади Парви было слишком далеко. Что касается домов на прилегающей площади Шарлемань, то они находились довольно близко, и для сил безопасности не составляло большого труда смешаться с толпой зрителей.