Его последний визит был на площадь Рю де Ренне. Шакал появился там 28 июня. Когда-то, называвшись Пляс де Ренне, она была переименована в Площадь 18 Июня 1940 года, когда голлисты пришли к власти в правительстве. Взгляд Шакала устремился на новую сверкающую табличку на здании. Сразу пришло на ум то, о чем читал месяц назад. 18 июня 1940 года был как раз тем днем, когда одинокий, но величественный изгнанник в Лондоне обратился по радио ко всем французам, сказав, что проигранный бой не означает проигранную войну.
Было в этой площади, с припавшей с юга громадой Вокзала Монпарнас, наполненной воспоминаниями парижан военного поколения, что-то, заставившее наемного убийцу остановиться. Он медленно окинул взглядом широкое шоссе, пересекаемое поворотом движения от бульвара Монпарнас, и сливавшееся с другими потоками от Рю д'Одесса и Рю де Ренне. Англичанин оглядел высокие с узким фасадом дома по обе стороны Рю де Ренне, которые также выходили на площадь, не спеша направился к ее южной оконечности и взглянул на внутренний двор станции. Там стоял гул нескончаемого множества поездов, привозящих и увозящих десятки тысяч пассажиров в день, одной из крупнейших пригородных станций Парижа. К зиме она превратится в тихое, громадное создание, погрузившееся в размышления об исторических судьбах и событиях, происшедших в ее задымленных, суровых стенах. Но станцию должны были снести.
Шакал повернулся спиной к ограждению и посмотрел вниз на транспортную артерию Рю де Ренне. Сейчас он стоял лицом к Площади 18 Июня 1940 года, уверенный, что именно сюда придет Президент Франции в назначенный день, последний день своей жизни.
Расстояние от верхнего этажа углового здания с западной стороны Рю де Ренне до середины внешнего дворика было около 130 метров.
Шакал оглядывал открывавшуюся перед ним картину профессиональным взглядом. Его выбор остановился на обоих угловых зданиях по Рю де Ренне, где она выходила на площадь. Возможно, также подошли бы и первые три дома по этой улице, открывая не очень узкий угол стрельбы на внешний дворик. Дальше же угол становился очень узким. Точно так же первые три здания, выходящие на бульвар Монпарнас, пересекающий площадь с востока на запад, тоже представляли возможную позицию для стрельбы. Дальше углы опять становились слишком узкими, а расстояния большими. Кроме здания станции, домов, которые бы возвышались над внешним двориком, поблизости не было. Да и сама станция не подходила, так как в окнах контор на верхних этажах будут скрываться агенты охраны. Шакал решил изучить сначала три угловых дома с западной стороны Рю де Ренне и медленно подошел к кафе на углу с восточной стороны, кафе Герцогини Анны.
Здесь он сел на террасе в нескольких шагах от шумной проезжей части, заказал кофе и уставился на дома напротив. Так он просидел три часа. Позже англичанин пообедал в ресторане с другой стороны, изучая уже восточные фасады. После обеда он прогуливался по улице, оглядывая вблизи подъезды жилых домов, на которых остановил свой выбор.
Наконец, Шакал перешел к зданиям, выходившим на бульвар Монпарнас. Но это были конторы поновей и пооживленней.
На следующий день он снова вернулся сюда. Прогуливаясь вдоль фасадов, англичанин, перешел улицу и сел на лавочке под деревьями с газетой в руках, изучая верхние этажи. Пять или шесть этажей каменного дома с парапетом сверху, затем крутые скаты покрытых черной черепицей крыш с чердаками, из которых выглядывали окна мансард. Когда-то это были комнаты слуг, а сейчас здесь жили бедные постояльцы. За крышами и, возможно, мансардами днем наверняка будут наблюдать. Но даже если на крышах среди труб и будут скрываться наблюдатели с полевыми биноклями, обозревая дома и окна с противоположной стороны, то самый верхний этаж будет достаточно высок, и в темноте комнаты можно будет спрятаться так, чтобы быть невидимым с противоположной стороны улицы. А открытое окно знойным парижским летом будет выглядеть вполне естественно.