Кафе с открытыми террасами вдоль берегов Сены были полны шума и звона бокалов, приветствий и шутливых протестов, заигрывания и комплиментов, извинений и длинных признаний, то есть всего того, чем наполнены беседы французов и к чему примешивалось волшебство Сены в тот августовский вечер. Но в маленький офис рядом с Порт-де-Лила не проникала атмосфера уличной безмятежности. В кабинете находились трое. Они проработали все послеобеденное время и весь вечер. Один из них сидел рядом с магнитофоном, постоянно перематывая пленку в зависимости от приказов второго, на голове которого были наушники. Брови человека в наушниках были сосредоточенно сведены к переносице, поскольку он пытался построить нечто связное из того бормотания, которое было записано на пленке. Между пальцами была зажата сигарета, от которой подымался едкий дым, разъедавший и без того слезящиеся глаза. Человек жестом показывал оператору те места, которые он бы хотел прослушать повторно, иногда по 6-7 раз прокручивая небольшой отрывок перед тем, как дать сигнал оператору перейти к следующему.
Третий, молодой светловолосый парень, сидел за пишущей машинкой, печатая под диктовку человека в наушниках. Вопросы, прозвучавшие в подвале крепости, можно было различить без труда. Ответы же доставляли гораздо больше хлопот. Запись разговора на печатной машинке велась в форме интервью, вопросы начинались буквой "В", ответы - с "О", причем последние были расчленены беспрерывным многоточием, где смысл произносимого терялся полностью.
Они закончили, когда стрелки часов приближались к двенадцати. Несмотря на открытое окно, воздух стал синеватым от клубов дыма.
Трое находившихся в кабинете утомленно поднялись со своих мест и потянулись, чтобы размять ноющие, затекшие от долгого сидения члены. Один из них снял трубку телефона, попросил дать ему городскую линию и набрал номер. Человек в наушниках перемотал пленку. Сидевший за машинкой вынул последние листы, отделил их от копирки и стал складывать по экземплярам. Первый предназначался для полковника Роллана, второй будет отправлен в архив, а третий - на множительный аппарат для последующей раздачи начальникам отделов, если шеф сочтет это необходимым.
Звонок застал полковника Роллана в ресторане, где он ужинал с друзьями. Как обычно, он был элегантен, остроумен и галантен, а его холостяцкие комплименты в адрес присутствующих дам были высоко оценены уж если не мужчинами, то по крайней мере их супругами. Когда официант пригласил его к телефону, полковник извинился и вышел. Бросив в трубку только "Роллан", шеф Службы "Действие" подождал, пока его подчиненный на том конце провода назовет себя.
Затем полковник произнес пароль и узнал о том, что ремонт его машины закончен и она может быть доставлена хозяину в любое время. Роллан поблагодарил и возвратился за столик. Через пять минут он вежливо извинился и откланялся, объяснив свой уход тем, что ему необходимо выспаться перед предстоящим тяжелым днем. Спустя десять минут он ехал в своей машине по шумным улицам города по направлению к тихому предместью рядом с Порт-де-Лила. В час он уже находился в своем кабинете и, сняв безукоризненный темный пиджак, заказал кофе и позвонил помощнику.
Первый экземпляр "исповеди" Ковальского он получил вместе с кофе. Первый раз он прочел 26 страниц досье быстро, пытаясь ухватить суть сказанного обезумевшим легионером. В процессе чтения нечто привлекло внимание полковника, он нахмурился, но продолжал читать не останавливаясь.
Второй раз он читал внимательнее, тщательно изучая каждый параграф. В третий раз он взял черный фломастер и стал читать еще медленнее, проводя толстые черные линии под словами и предложениями, относящимися к Сильвии, какой-то лейке, Индокитаю, Алжиру, Йойо, Ковачу, корсиканским ублюдкам, Легиону. Все это ему было понятно и совсем не интересно.
Многое из сказанного касалось Сильвии, часть - женщины по имени Джулия, ничего не говорящему полковнику. Когда все это было подчеркнуто, признание, если бы оно было напечатано снова, не заняло бы больше шести страниц. Из этих оставшихся страниц он попытался выудить какой-нибудь смысл. Там был Рим. Три главаря жили в Риме. Ну, это он знал. Но почему? Этот вопрос задавался восемь раз. И все время, с небольшой разницей, ответ был один и тот же. Они не хотели быть похищенными, как это случилось с Арго в феврале. "Ну что ж, это понятно", - подумал Роллан. Получается, что он напрасно потерял время, затевая эту операцию с Ковальским? Одно слово легионер повторил дважды, вернее, пробормотал дважды при ответе на восемь раз повторенный вопрос. Это было слово "секрет". Была ли это часть прилагательного "секретный"? Но в их пребывании в Риме не было ничего секретного. Или же это существительное? Тогда какой секрет?
Роллан в десятый раз пробежал бумаги, затем вернулся к началу. Три человека из ОАС находятся в Риме. Они находятся там потому, что не хотят быть похищенными. Они не хотят быть похищенными потому, что владеют неким секретом.