- Мне нужно задать ему некоторые вопросы, - заметил полковник, изучая кончик зажженной сигареты. Мужчины остановились. Кабинет доктора и выход находились в разных концах коридора. Врач с пренебрежением посмотрел на главу Службы "Действие".
- Это тюрьма, - сказал он тихо. - Да, она создана для людей, угрожающих безопасности государства, но я все же доктор. И во всем, что касается здоровья заключенных, буду командовать я. Этот коридор,.. - он кивнул головой назад в направлении того места, откуда они пришли, - ваша вотчина. Мне ясно намекнули на то, что все это не мое дело и что у меня здесь нет права голоса. Но вот что я вам скажу: если вы начнете беседовать с ним, то этот человек, еще до выздоровления, учитывая ваши методы, может либо умереть, либо стать шизофреником.
Полковник Роллан выслушал горькие предсказания доктора, не поведя и бровью.
- Сколько ждать? - спросил он.
Доктор пожал плечами.
- Трудно сказать. Он может прийти в сознание завтра или через несколько дней. Но даже если он придет в сознание, он не готов к допросу в медицинском смысле недели две. По Крайней мере в том случае, если сотрясение легкое.
- Но есть же всякие лекарства, - пробормотал полковник.
- Да, есть. Но у меня нет желания прописывать их. Вы, вероятно, имеете доступ к ним, даже наверняка имеете. Но от меня вы их не получите. В любом случае, что бы он сейчас ни сказал, вряд ли это будет представлять для вас интерес. Вероятнее всего, это будет бред. Его сознание сейчас скомкано. Оно может проясниться, а может и нет. Но если оно все-таки прояснится, это должно произойти само по себе. Лекарства, действующие на сознание, могут сделать из него идиота, который уже не понадобится ни вам, ни кому-нибудь другому. Скорее всего, он очнется через неделю. Вам нужно подождать.
После этих слов он повернулся на каблуках и отправился в свой кабинет.
Но доктор ошибся. Ковальский открыл глаза через три дня, 10 августа, и в этот день у него был первый и единственный допрос.
По возвращении из Брюсселя, Шакал еще три дня обдумывал последние детали своего предстоящего визита во Францию.
Имея в кармане водительские права на имя Александра Квентина Даггана, он отправился в Фанум Хаус, штаб-квартиру Автомобильной Ассоциации и приобрел международные водительские права на то же имя.
В комиссионном магазине, специализирующемся на товарах для путешествий, он купил несколько кожаных чемоданов. В один из них он сложил одежду, которая в случае необходимости превратит его в пастора Пер Йенсена из Копенгагена. Он спорол этикетки с трех датских рубашек, купленных в Копенгагене, и пришил их на пасторскую одежду. Воротник наподобие собачьего ошейника и пасторскую манишку он купил в Лондоне, сняв с них английские этикетки. Эти вещи он уложил вместе с туфлями, носками, нижним бельем и темно-серым легким костюмом, который мог бы носить пастор Йенсен. В тот же чемодан вошли вещи американского студента Марти Шульберга: легкие туфли, носки, светлые брюки, теплые рубашки и нейлоновая куртка.
Подрезав с краю подкладку чемодана, он вставил между двумя слоями кожи, образующими жесткие стенки, паспорта двух пассажиров, одним из которых, возможно, он пожелает стать. Сверху легла датская книга по французским соборам, две пары очков, одна для пастора, другая для студента, два разных набора цветных контактных линз, тщательно завернутых в салфетку, и специальные препараты для окраски волос.
Во второй чемодан вошли: туфли, носки, рубашка и брюки французского производства, купленные им на парижском блошином рынке. Там же разместились короткое пальто и черный берет. В подкладку этого чемодана он засунул фальшивые документы на имя Андре Мартена. Этот чемодан был частично пуст, поскольку сюда же Шакал планировал уложить набор стальных трубок, содержащих в себе полный снайперский комплект.
Третий чемодан, поменьше остальных, был наполнен вещами, принадлежащими Александру Даггану: туфли, носки, нижнее белье, рубашка, галстуки, платки и три элегантных костюма. Под подкладкой этого чемодана Шакал спрятал тысячу фунтов, которые он снял со своего счета по возвращении из Брюсселя.
Серый костюм был вычищен и наглажен, и теперь висел в стенном платяном шкафу. Во внутреннем кармане пиджака лежал его паспорт, английские и международные водительские права и бумажник со ста фунтами наличными.