День Шестой

Она встала, обиженная. Прошлась по комнате. А что я мог ей сказать? Что просто боюсь за нее? Да, параглайдинг безопаснее футбола. В общем и целом. За исключением отдельных случаев.

- Ну хорошо. Тогда можешь хотя бы рассказать, что с тобой происходит? Я же не глупая, я все вижу...

Она искренне пыталась помочь мне, а я не знал, как помочь ей.

- Все нормально.

- Нет ничего нормального в том, что ты перестал разговаривать с людьми.

Она ушла на кухню, вернулась с чашкой кофе:

- Не отвечаешь на телефонные звонки, не разговариваешь с Никитой, не разговариваешь со мной...

- Не хочу слышать о Никите. Ни слова. - Я начал сворачивать крыло, тайком спрятав в карман порванные стропы.

- Но ведь все дело только в этом, правда? Ты переживаешь, что он в Австрии обошел тебя, ты вернулся сам не свой. Ты не справедлив к нему, он хороший. Это же просто соревнования, ничего больше - ты же сам так говоришь. Тебе просто трудно признаться, что кто-то летает лучше тебя, ведь так?

- Нет. - Я убрал крыло в рюкзак.

- Не хочешь говорить - не надо. - Теперь она обиделась всерьез...

Прошло полтора месяца. Пару раз я приезжал на поле, но так и не вышел на старт. Мне не хотелось летать, а я не мог с этим смириться. Это было все равно что потеря какого-то органа чувств; с этим было трудно жить. Я чувствовал себя неполноценным.

Компания-производитель заваливала меня факсами, отовсюду звонили. Я не отвечал. Иногда заезжал Семен. Ни о чем не расспрашивая, он не спеша рассказывал, что происходит вокруг. Свято место пусто не бывает - в мое отсутствие обучением новичков и продажей крыльев занимался Никита. Где-то шли соревнования, кто-то уезжал летать, кто-то возвращался - я слушал отстраненно, словно речь шла о незнакомых вещах.

Татьяна все чаще заговаривала о полетах. Видимо, она пыталась "лечить подобное подобным", но я только сильнее замыкался.

- Помнишь, Белов, - говорила она, - ты сказал, что сумасшедший в доме должен быть один?

- Помню.

- Так вот, если ты больше не хочешь летать, тогда научи меня.

- Нет.

- Тогда посоветуй инструктора. - Она уже не обижалась, терпеливо разговаривала со мной, как с больным. Жаль, что процесс лечения превращался в пытку.

- Нет.

- Ладно, меня научит Никита. - На этом месте разговор заканчивался - я уходил на кухню и молча курил.

Она стала задерживаться допоздна, несколько раз возвращалась за полночь, от нее пахло вином. А однажды она втащила в дом рюкзак, расстегнула и вытряхнула из него мешок с парапланом.

- Вот что у меня есть.

- Откуда это? - я ошарашенно смотрел на мешок.

- Подарили. - Она гордо улыбалась. - Хорошее быстрое крыло.

- Это какое же? - я потихоньку начал понимать, чей это подарок, слишком знакомо звучали слова "хорошее быстрое крыло".

- "Релакс". Немецкий.

- Знаю. Быстрое крыло "Релаксом" не назовут. - Я пожал плечами. - И наполнение у него не очень...

Она сверкнула глазами.

- Я знала, что все будет именно так. Белов, ты можешь испортить человеку любой праздник - ты знаешь об этом?

- Догадываюсь. - Мне очень не хотелось ссориться.

- Нет, ты даже не догадываешься. - Она взяла сигарету, прошлась по комнате. В воздухе звенела натянутая до предела струна. - И вообще, я хочу, чтобы ты знал: я свободный человек.

- Я знаю. - Я тоже закурил.

- Нет, не знаешь. Ты вообще ничего не видишь, ты стал равнодушным и злым. По-моему, - она замедлила шаг, как перед прыжком, - тебе нужно побыть одному.

Она смотрела на меня сквозь сигаретный дым. Я просто сидел, оцепенев, в ушах шумело. Она продолжила:

- И мне нужно попробовать... пожить по-другому. Хотя тебе, видимо, все равно.

Мне было не все равно. Очень даже не все равно.

Но я промолчал...

- Знаешь что, Толик? Вальцовский презент достоин внимательнейшего рассмотрения. Не часто руководитель полетов угощает пилота. Открывай. - Я закрыл балконную дверь и плюхнулся в кресло.

- Н-да... - Сыч оглядел меня, словно видел в первый раз. - Надо бы Фарида позвать, что ли...

Он взялся за рацию.

- Фарид, Сычу ответь.

Я откупорил бутылку, достал засохший хлеб.

- Здесь Фарид, кто звал? - Даже по рации голос раздавался как из тумана.

Сыч нажал тангенту:

- Сыч вызывал. Я тут у Белова, в семьсот двадцатом. После вчерашнего заплыва у бедолаги, кажется, депрессия. Отвык. РП прислал лекарство, но доза велика даже для Белого. Имею предложить.

Фарид долго не раздумывал:

- Сейчас посмотрим, что там за лекарство... Я уже в пути.

Через пару минут он колобком вкатился в номер, развернул газету - по воздуху поплыл запах горячих лепешек с сыром.

- Наверняка у вас с голоду помереть проще, чем с похмелья.

- Это точно. - Сыч сглотнул слюну, протянул Фариду стакан. - Спасибо, кормилец. Ну что же, с позором закончим бесславно начавшийся день!

День пятый

- Пойдешь первым? - Вальцов добродушно ухмылялся в усы, пока я натягивал комбинезон.

- Ага. Прямо так, без крыла. - я застегнул "молнии" до горла, достал сигареты. Шлем пока не надевал, торопиться было некуда.