Дэн Сяопин

Лектором Дэн оказался хорошим, страстным и энергичным. А потому в дополнение к основной работе, по приказу начальства, стал вскоре вести занятия и в двух других учебных заведениях, созданных ставкой главного командования: в Академии им. Сунь Ятсена, которая готовила политработников, и в Инструкторской школе для сотрудников отдела безопасности¹⁶⁰. Какое-то время по совместительству он был и секретарем коммунистической организации училища, а в мае-июне 1927 года входил в исполком его особой гоминьдановской ячейки¹⁶¹. Он часто выступал с докладами перед курсантами и преподавателями о политическом и международном положении Китая, обстановке в Советской России и даже принимал участие в художественной самодеятельности. При политотделе имелся клуб им. Хуаньчжана (то есть Фэн Юйсяна; Хуаньчжан — величальное имя маршала), и вот там-то и играл Дэн в простеньких пьесках патриотического содержания. В одной из них он исполнил роль самого главкома Юй Южэня¹⁶². Такие незамысловатые формы пропаганды неизменно вызывали восторг зрителей.

Платили ему немного, но мусульманский квартал Сиани в двух шагах от училища таил в себе такие кулинарные соблазны, что Дэн с товарищами не мог не заглядывать в тамошние ресторанчики. Этот район всегда славился своей кухней, воздух его центральной улицы Бэйюаньмэнь, а также соседних переулков и улочек наполняли пряные ароматы. Особенно вкусным казалось острое блюдо «нюжоу паомо» — густой суп из говядины с рисовой лапшой. Оно так нравилось Дэну, что он нередко подбивал своего начальника Ши Кэсюаня сводить его и других партийцев пообедать за счет училища. Казнокрадством они это не считали и, наевшись досыта, чувствовали себя счастливыми¹⁶³.

В многолюдной столице провинции Шэньси, насчитывавшей около восьмисот тысяч жителей, вообще можно было хорошо провести время. Сиань, или правильнее Сианьфу (Город западного спокойствия — так этот мегаполис в 1369 году назвал Чжу Юаньчжан[21]), являлся одним из крупнейших торговых и культурных центров страны. Здесь издавна проходила граница между собственно Китаем и дикой степью. На многочисленные городские рынки свозились товары традиционного китайского производства: шелковые и хлопчатобумажные ткани, фарфор, чай, рис, лаковые изделия и нефритовые украшения, которые обменивались на предметы кочевого скотоводства степных народов. Окруженный с четырех сторон мощной крепостной стеной, этот город всегда играл важную роль в делах Поднебесной, в нем, «как в миниатюре, можно было проследить всю историю Китая»¹⁶⁴. Одиннадцать столетий город являлся столицей империи, тринадцать династий правили в нем. Менялись его названия, но он продолжал расцветать. Его шумные улицы неизменно поражали обилием богатых торговых лавок, а древние пагоды и дворцы — роскошью и великолепием. Путешественник, посетивший Сиань в начале прошлого века, вспоминал: «Магазины, банки и рынки тянулись вдоль улиц… Телеги, паланкины вельмож и всадники прокладывали дорогу сквозь движущиеся толпы народа. Жизнь била ключом повсеместно»¹⁶⁵. Такой же шумной и деловой увидел столицу Шэньси и современник Дэна в 1920-е годы: «Это невероятно огромный город… который можно сравнить только с Пекином… Как по своим размерам, так и по политическому, коммерческому и военному значению это… метрополис великого аграрного северо-запада [Китая]»¹⁶⁶.

Но у Дэна не было времени, чтобы осматривать достопримечательности Сиани. Он и в мусульманский-то квартал наведывался раз в неделю. Ситуация в стране в целом, как и в городе в частности, менялась с невероятной быстротой. 12 апреля 1927 года из Шанхая, взятого за 20 дней до того армией Гоминьдана, пришли страшные вести: главнокомандующий НРА Чан Кайши, заручившись поддержкой империалистов, крупных шанхайских бизнесменов и главарей городской мафиозной группировки «Цинбан» («Зеленый клан»), развязал в нем и других городах Восточного Китая белый кровавый террор, направленный против коммунистов.

Сделал он это не потому, конечно, что решил в одночасье «продаться» врагам революции, как о том стали говорить коммунисты, а в силу все тех же причин, которые вынудили его восстать против советских военных советников и Компартии Китая за год до того в Кантоне. Дело в том, что в конце 1926 года в связи с Северным походом и сопутствовавшим ему массовым движением безземельных крестьян, пауперов и люмпенов против любых мало-мальски зажиточных сельских жителей в занятых НРА районах Сталин дал китайской компартии указание отказаться от политики отступления в Гоминьдане, которой, как мы помним, КПК следовала по его же приказу со времени мартовского (1926 года) переворота Чана. В самом же начале весны 1927 года из Москвы в ЦИК Коммунистической партии Китая ушла директива Политбюро ЦК ВКП(б), обязывавшая коммунистов «держать курс на вооружение рабочих и крестьян, превращение крестьянских комитетов на местах в фактические органы власти с вооруженной самообороной»¹⁶⁷.