Хотя его жену вряд ли стоило слишком осуждать. С Дэном у нее нормальной семьи не сложилось. Революция для обоих всегда стояла выше любви. С ноября 1931 года они по существу жили порознь, так как Ацзинь сама занимала ответственный пост: вначале секретаря парткома уезда Юйду, а затем — секретаря парткома уезда Шэнли. И тот и другой уезды отстояли далеко и от Жуйцзиня, и от Хойчана, так что видеться мужу с женой приходилось редко. А тут еще она узнала о «чудовищных преступлениях» мужа, ознакомилась с его самокритикой и резолюцией расширенного заседания Цзянсийского парткома, на котором сама присутствовала. Не поверить в его виновность значило для нее выступить против партии! А сделать это она не могла.
К тому же забегая вперед скажем, что жизнь «Золотца» сложилась трагически. Правду говорят: «На чужом несчастье счастья не построишь»! От Ли Вэйханя в сентябре 1936 года она родила сына, которого назвала Теин (Отблеск железа), но заниматься им ей было некогда. Как и муж, она всю себя отдавала партийной работе да еще неизменно повышала свой идейно-политический уровень, овладевая марксизмом-ленинизмом. В марте 1938 года ЦК партии отправил ее вместе с женой Ли Фучуня — Цай Чан на учебу в Москву, в Научно-исследовательский институт национально-колониальных проблем, куда ее и зачислили в июне того же года под псевдонимом Ли Ша (по-русски — Лиза). А через два месяца перевели в секретную Китайскую партийную школу при ЦК коминтерновской организации «Международная помощь борцам революции» в местечке Кучино под Москвой. Здесь в начале 1940 года то ли от переутомления, то ли еще по какой причине у нее стали проявляться признаки умопомешательства[30]
. Ее поместили в психиатрическую больницу (психколонию) недалеко от Подольска, где она находилась вплоть до начала Великой Отечественной войны. В марте 1940-го ее навестили временно находившиеся в Советском Союзе Чжоу Эньлай и его жена Дэн Инчао, которых поразил ее вид: «Она была совершенно ненормальна, смотрела остекленевшим взглядом, халат на ней болтался, а то, что она говорила, мы не могли разобрать»134. В начале войны всех пациентов колонии, не имевших родственников в Москве, в том числе и ее, погрузили в машины, чтобы перевезти в Московскую загородную психбольницу на станции Столбовая, тоже вблизи Подольска. Но что случилось потом, неизвестно. Документов об эвакуации не осталось, и мы можем только гадать, что произошло с Цзинь Вэйин по дороге135. Вполне возможно, что она погибла при налете на автоколонну нацистской авиации.Что же касается Дэна, то он не только много потерял в результате опалы, но, как покажет будущее, немало и приобрел. Критика со стороны Центрального бюро за «кулацкий уклон» и «оборонительную тактику» да еще в связке с младшим братом Мао Цзэдуна привлекла к нему пристальное внимание самого Председателя Центрального исполнительного комитета и Совнаркома. Боевой дух маленького горячего сычуаньца, пострадавшего за приверженность его, Мао, военной тактике, не мог не импонировать бывшему вождю Центрального советского района, лишившемуся тогда реальной власти в партии и армии. Всю жизнь Мао будет помнить, что Дэн Сяопин «в Центральном советском районе подвергся критике, будучи одним из четырех преступников, которых тогда именовали Дэн, Мао [Цзэтань], Се и Гу. Он был главарем так называемых маоистов»136
. (О том же, что Дэн когда-то в докладе ЦК осуждал его «террористические» действия во время Футяньских событий, Мао предпочтет никогда не вспоминать. В отличие от Сталина он часто прощал своим партийным товарищам «мелкие заблуждения».)Дэн тоже говорил о том, что его в Центральном советском районе считали «главарем маоистов». Но, добавлял он, «я смог выстоять после того, как по мне нанесли удар. И это несмотря на крайне тяжелое положение. Никакого секрета здесь нет: ведь я коммунист, а следовательно, оптимист»137
.