День скарабея

В Сергея же Секач вцепился мертвой хваткой, быстро поняв, что у парня золотые руки, а лишних вопросов он задавать не будет. В общем, перекрашивать угнанные машины Лихоманову почти не приходилось. Зато, если возникала необходимость сделать из криминальной машины «легитимную» — вот тут Сергей был незаменим. Если в мастерскую привозили переднюю часть от одной машины и заднюю — от другой (но одинаковых моделей, конечно), из рук Сергея вскоре выходило полностью исправное транспортное средство. Впрочем, за «простой» ремонт Лихоманов тоже брался охотно и с неизменно отличным результатом.

Вот только имелся риск, что в мастерской он скоро остался бы один. Матвеич, пожилой костоправ, пошедший в «скоробеи» из-за долгов, наделанных им еще при покупке «мавродиков», так и сказал Секачу: с этим парнем он работать не может — приемы у Сергея какие-то неправильные . Секач, будучи человеком прагматичным, в конце концов уволил Матвеича вниз по Вантаю, но тут неожиданно разболелся красильщик Иван, ровесник Сергея, тоже с руками, растущими откуда надо. Да и разболелся он как-то странно: приходя на работу, принимался жаловаться, что у него в глазах темно и что он ни черта не видит. А потому и работать не может. При этом, когда он покидал мастерскую, «куриная слепота» вдруг исчезала. Получив строгое предупреждение, Иван счел за лучшее сбежать из города. Плавать по Вантаю ему, к счастью, не пришлось.

Но сравнительно благополучный развод с Секачом произошел даже и не поэтому. Вполне естественно, что Секач был автомобилистом, и что техническим обслуживанием его «Прадо» занимались «скоробеи». В один прекрасный день, прислушиваясь к тихому шелесту мощного двигателя, по пути к мастерской Секач анализировал странную статистику. Выходило так, что у его клиентуры то и дело возникали проблемы, если кто садился за руль машины, побывавшей в руках у Лихоманова. Так, один за другим попали с поличным осторожнейший Боров — специалист по ювелирным изделиям и не менее осмотрительный Табак, охотно бравшийся за «мокрое». Любовница известного вантайского банкира ни с того ни с сего выбросилась из окна, причем далеко не первого этажа. С кем-то случилось что-то еще… В общем, Секач намеревался серьезно разобраться, какая чертовщина происходит в его вотчине. И прекратить ее любым способом.

Но разобраться ему было не суждено. Сергей и сам точно не знал, почему Секач в тот день не доехал до мастерской и куда он делся. Во всяком случае, когда вечером в милицию поступило несколько анонимных звонков о брошенном на дороге джипе с открытой дверью, приехавшие автоинспекторы убедились в том, что у обочины действительно стоит «Прадо» с работающим двигателем, и дверь со стороны водителя открыта. Лишь на следующий день кто-то из начальства потребовал любой ценой найти исчезнувшего. Прибывшая ищейка взяла не совсем еще остывший след и привела проводника к берегу Вантая. Затем села возле воды и печально уставилась на реку.

Сергей, конечно, не мог не видеть, что «коллегам» понятны далеко не все приемы его работы, а кое-кто действительно их побаивается. Матвеич во всеуслышание говорил, что Лихоманов работает «не по-русски». А то и «не по-человечески». Сергей не очень обращал на это внимание: если кубинцы научили его обходиться ключом там, где Матвеич возьмет кувалду, то это, конечно, должно быть «плюсом» именно ему, Сергею. И неважно, кто там и чего говорит. Главное — результат.

Но случаи с машинами, которые Сергей ремонтировал по особой , только ему известной здесь технологии, действительно напугали Лихоманова. Примерно в то же время до него дошла та информация, которая озадачила Секача. Но Сергей знал еще и то, чего не знал Секач: машина, на которой ездил автомобильный авторитет, тоже была из таких…

* * *

Вопль повторился. Начавшись просто криком страха, он в секунду поднялся до визга, словно от дикой боли, а потом превратился в прерывистый громкий стон. На его фоне были слышны чьи-то голоса.

Я уже не сомневался, что в боксе орудуют те, кто расправился с мужчиной в дизельной. Судя по крикам, теперь их жертвой стала женщина.

Рука словно сама потянулась к пистолету. А вот ноги требовали немедленно драпать отсюда и как можно скорее и дальше. И, вероятно, лучше всего было бы прислушаться именно к «голосу» ног.

И все же я подкрался к двери бокса. Громкий стон вдруг превратился в короткий жуткий вскрик, затем наступила тишина. Держа пистолет наготове, я осторожно заглянул внутрь.

В боксе действительно находилось несколько лодок — деревянных и алюминиевых. Я это хорошо разглядел, потому что внутри оказалось неожиданно светло — в крышу бокса были вмонтированы световые люки. Но я, видимо, слегка загородил проем, поэтому те, кто был внутри, почувствовали постороннего и сразу же повернули свои головы в мою сторону.

Впрочем, не все. На меня смотрели трое. Четвертого, вернее, четвертую, вряд ли уже смог бы заинтересовать факт еще чьего-то появления.

— Вы их могли бы еще раз описать? — спросили вы.