— Кто ее напугал?
— Как кто? Этот дуралей, что не пускает ее к матери.
— Бледная… Тощая… Плечики дрожат… Вся в отрепьях. Ох, нелегко живется беднякам!
— Послушай, отпусти девочку! Пожалей старую мать…
Сова, почувствовав поддержку, перешла в наступление. Она схватила упиравшуюся Николетту за руку и потащила к себе… Жан не знал, что делать, тоскливо озирался по сторонам. Еще минута, и старуха скроется вместе с девочкой… Но тут он чуть не подпрыгнул от радости, увидев Доминика.
— Доминик! — закричал Левассер. — Доминик!..
Чернокожий слуга креолки, живший неподалеку, на улице Сент-Оноре, быстро зашагал к толпе. Лицо его выражало недоумение, смешанное с каким-то простодушным любопытством: кто это его зовет? Толпа, состоявшая в основном из женщин, при виде негра расступилась, а кое-кто, оробев, отошел подальше.
— Жан, какая неожиданная и приятная встреча! Но что случилось? Отчего вы так взволнованы?
— Доминик, сейчас здесь может свершиться страшная несправедливость. Вот эта женщина заманила, похитила эту девочку. И теперь, когда девочка вырвалась на свободу, хочет снова ее закабалить… Но мне никто не верит. Говорят, что я хочу разлучить дочь с матерью. Да какая она ей мать! Она — чужая, посторонняя женщина. Ведь правда, Николетта? Чего же ты молчишь?
— Правда, все это правда…
Слова Николетты прозвучали так тихо, что многие, наверно, их не расслышали.
— Как нехорошо! Как нехорошо! — воскликнул Доминик. — О, женщины, добрые и великодушные женщины! Почему вы не верите вполне порядочному молодому человеку, но верите подозрительной пожилой особе, которая выдает себя за мать. Я знаю этого юношу и могу поручиться за него: он не способен обмануть, совершить дурной поступок…
Стараясь доказать свою правоту, Доминик прикладывал ладонь к сердцу, размахивал руками. Он возвышался надо всеми. Темное лицо его блестело на солнце.
Слушая негра, толпа заколебалась, поддавшись его пылким уговорам.
— Может, и вправду она хочет нас одурачить…
— Девочка ее боится…
— Черный человек убедил меня. Я ему верю!
Но Сова, хотя и была ошеломлена внезапным появлением негра, не собиралась сдаваться.
— Как можно верить этому идолу? Это дьявол в человеческом образе! Да откуда он взялся?.. Идем, моя голубка! Идем, моя девочка, — потянулась она к Николетте. — Тебя напугал этот черномазый!
— Оставь девочку! — загремел голос Доминика. Обидные слова вывели его из себя. Он рассвирепел, горячая негритянская кровь ударила в голову… Он дико вращал темными зрачками. — Я — черномазый?.. Я — дьявол?..
И бывший раб, сжав могучие, похожие на огромные темно-коричневые груши кулаки, шагнул к воровке. Та отшатнулась и не оглядываясь побежала, издавая вопли:
— Дьявол!.. Дьявол!.. Черный дьявол!..
А женщины в чепчиках, торговки, прачки, поденщицы, возвращавшиеся с рынка хозяйки, только что сочувствовавшие старухе, стали весело и озорно кричать ей вслед:
— Держите ее! Держите!.. Вот он сейчас тебе задаст!..
И какой-то мальчишка в грязной рубашке и грубошерстных штанах пронзительно засвистел.
Толпа быстро разошлась, и Жан, Николетта и Доминик остались одни.
— Теперь в путь! — сказал Левассер. — Николетта согласилась пожить у нас, пока ее отец не приедет из Марселя и не заберет с собой.
— Где ваш дом? — спросил негр.
— В Сент-Антуане.
— Это далеко?
— Не очень. Но все же порядочно…
— Пойдемте сначала в гостиницу. Это совсем близко. Николетта должна немного отдохнуть, она едва держится на ногах…
Девочка и в самом деле нуждалась в отдыхе, страх еще таился в ее печальных, затравленных глазах.
Они миновали Новый мост и пошли по улице Сент-Оноре к отелю «Прованс».
«Я хотел найти Шольяка, а нашел Николетту, — размышлял Жан. — Ну ничего… Нельзя было не помочь бедняжке. А Дырявое брюхо от нас не уйдет. Мы его разыщем!»
КАК ОПАСНА ИЗЛИШНЯЯ ДОВЕРЧИВОСТЬ
Нетрудно догадаться, как изумилась Памела, когда Доминик привел в ее номер не только Жана, с которым она познакомилась в дилижансе по пути в Париж, но и совершенно незнакомую девочку-замарашку в рваном платье… Узнав, что произошло, она прежде всего накормила беглянку, а потом достала из шкафа зеленую юбку и кофту и сказала, что переделает их для Николетты, чтобы ей было в чем выйти на улицу. И тут же приступила к делу. Повела девочку в другую комнату, и через несколько минут Николетта вышла оттуда, путаясь ногами в длинной юбке. Памела попросила ее встать на стул и начала отмечать булавками, где и насколько нужно сузить, укоротить, подобрать, подрезать.
— Доминик, ножницы! — скомандовала она.
Негр тотчас подал ножницы, и Памела не долго думая стала кромсать подол…
— Доминик, нитки, иголку и наперсток!
И дочь колониста Клерона принялась прямо на Николетте что-то пришивать. Скоро забавное одеяние было готово, и Николетта, с легким румянцем, заигравшим на ее бледном лице, выглядела в нем несколько странно, но, в общем, не так уж плохо, во всяком случае, несравненно лучше, чем в своем рубище.
— А теперь рассказывай, — сказала Памела.
— Что рассказывать?
— Расскажи нам свою историю.
— Хорошо.