День слепого Валентина

– Сама бы рада это выяснить. – Приоткрыв окно, Марина закурила, стянула с головы шарф, но очки оставила. – Понимаешь, у меня ни разу еще не было так, чтобы из памяти выпала не только ночь, но и весь вчерашний день!

– Так прямо и весь? – Даня с недоверием посмотрел на Марину. – Вот уж воистину нарезалась до чертиков! Даже у меня так не получалось!

– Какие твои годы! – огрызнулась девушка. – Мне теперь крышка, понимаешь?! Может, хотя бы вид сделаешь, притворишься, будто тебя хоть немного пугает моя перспектива всю оставшуюся жизнь просидеть в тюрьме за убийство, которого я не совершала?!

– Сделать вид, конечно же, могу, – кивнул Даня лохматой светловолосой головой, – а ты уверена, что не совершала?

– Да ты что? – Марина поперхнулась сигаретным дымом. – Как ты мог даже допустить мысль…

– Ладно, угомонись, – он лихо проскочил светофор, – допустим, я верю, что ты не убивала, хотя… нарезавшись до состояния параллельного мира…

– Да ты пойми! – завопила девушка. – У него нож в груди был по самую рукоятку! Разве я могла бы… разве у меня хватило бы сил…

– Хватило бы, – безапелляционно заявил Даня, – на самом деле сделать это очень просто, человек мягкий и нож в него входит, как в масло.

– Прекрати! – сдавленно процедила Марина. – Меня сейчас вырвет!

– Но-но! Я недавно машину мыл! Хорошо, остановимся на мысли, что это сделала не ты. Глупо спрашивать, вдвоем ли вы пришли домой к несчастному?

– Глупо, – со вздохом кивнула она, – ничего не могу вспомнить… может, и на самом деле я… – девушка тоскливо уставилась в окно.

– Не ты, успокойся. – Даня закурил.

– Почему?

– Говоришь, проснулась с ним в одной кровати?

– Ага.

– А теперь представь, человек совершает убийство и благополучно укладывается всхрапнуть в обнимку с трупом. После такой стадии опьянения люди не выживают. Ты в любом случае уползла дрыхнуть хотя бы в другую комнату.

Звучало малоубедительно, но Марине очень хотелось принять слова Дани как самую что ни на есть истину. Даня курил, пристально глядя в лобовое стекло, но по напрягшимся скулам было ясно, что думает он отнюдь не о правилах дорожного движения.

– Скорее всего, тебя просто подставили, – наконец изрек он, – подсыпали что-нибудь, вызывающее временную амнезию или просто полный отруб, потом раздели, уложили… Кстати, когда ты проснулась, у тебя на внутренней стороне ног, ближе к паху мышцы болели?

– Что? – Марина с изумлением уставилась на Даню, не понимая, какое отношение это имеет ко всему произошедшему.

– После самого короткого, самого лёгенького секса, на утро у тебя всегда болели эти мышцы, болели до самого обеда. Не сильно, но болели. Вспомни, они сегодня болели?

– Знаешь что! – рассвирепела Марина. – Это просто издевательство какое-то! Я твержу тебе о том, что проснулась рядом с трупом! С трупом! Ты думаешь, я стала бы замечать, болит у меня там что-нибудь в паху или нет?!

– Вспомни, это важно, – настаивал Даня, – ну, пожалуйста.

Сердито сопя, Марина призадумалась и вынуждена была признать, что у нее ничего не болело.

– Ага! – торжествующе ухмыльнулся Даня. – Значит, у тебя с ним не было ничего!

– Ревнивый козел!

– Да нет, это ты тупая ослица, – он ничуть не обиделся, – теперь видно в натуральную величину, что это не было романтическим свиданием, во время которого ты, нахрюкавшись в поросячий хвост, прирезала дядьку. Тебя просто умело подложили на место преступления, ты потому жива и осталась, что должна была остаться живой, ведь ты – убийца. Ну, якобы убийца, – сжалился Даня.

– А почему вообще я? – Оцепеневшие с самого утра мозги отказывались служить верой и правдой.

– Наверное, просто под руку подвернулась, у тебя же на лбу написано, что ты тетеря, готовая хоть сейчас отправиться в тюрягу. Все, приехали.

– Куда приехали? – Марина осовело обвела взглядом панораму в не совсем чистых окнах машины.

– К тебе домой, – Даня с жалостью погладил ее по голове, – выходи, сиротка. Кофейку нальешь?

– Налью, – буркнула девушка, выбираясь из машины, – Данила, ночных горшков мастер!

– Жестокая убивца!

Глава 4

Начался снег. Разглядывая крупные тихие хлопья, неслышно летящие за панорамным окном пентхауза, Анастасия Александровна медленно покачивала в руке широкий коньячный бокал. На четверть наполненный теплой, обволакивающей негой, бокал привычно покоился в красивых ухоженных пальцах со старинными перстнями.

Едва слышно открылась и закрылась дверь за ее спиной, и Анастасия Александровна обернулась на звук. Каждое ее движение было наполнено величием и томной грацией, тщательно подкрашенное породистое лицо в обрамлении густых, уложенных в высокую прическу русо-пепельных с проседью волос, вызывало стойкую ассоциацию с сытым львом. Почему-то именно львом, а не львицей.

Стройный, гибкий молодой человек в черных свободных брюках и темно-серой рубашке вошел в светлое, наполненное воздухом и простором помещение и присел на громадный, обтянутый мягчайшей кожей диван.

– Здравствуй, дорогуша, – грудным, мягким, как липовый мед голосом произнесла Анастасия Александровна, – выпьешь что-нибудь?